– Нет, Терри, я не закончил, – сказал Логан. – И Джо тоже не закончил. Но, думаю, вам ясно, что закончили вы. Вы закончили свои дела здесь, поэтому можете убираться когда пожелаете.
– Если ваши фильмы когда-нибудь будут сняты, – Терри старательно подыскивал слова для финальной реплики, – это станет траурным днем кинематографа.
– А если ваш фильм будет снят, то это станет настоящим чудом!
– Если бы все продюсеры в мире были такими же, как он, – повернулся Терри к Кингсли, ткнув пальцем в сторону Логана, – ты только представь себе! Не было бы Эйзеншейна, не было бы Мидзогути, не было бы Вендерса…[39]
Лицо Кингсли с прилипшими макаронинами не перекосилось от ужаса перед подобной перспективой.
– Ты только задумайся на минуту. Ты можешь себе представить историю кино без «Холодных закусок»?[40]
– Нет, не могу, – искренне ответил Кингсли. – В смысле, как же смотреть кино без колы и попкорна?
Логан довольно расхохотался.
– Вы друг друга стоите, – сказал Терри и вышел из ресторана, преисполненный праведного гнева, который лишь усилился, пока он шагал по улицам Мейфэра к ближайшей станции метро; гнев продолжал согревать его и те долгие часы, пока он в одиночестве ехал обратно к побережью.
* * *
психоаналитик: Как по-вашему, почему вы решили прочесть письмо вашей любовницы?
пациент: Я знала, что она меня предала.
психоаналитик: А не потому, что вас благословил на это Роберт?
пациент: Нет, вовсе нет. Роберт не имел к этому никакого отношения.
психоаналитик: А что вы ощутили, когда прочли письмо?
пациент: Не знаю, как это описать… Словно мир перевернулся или внезапно утратил всякий смысл. Когда обнаруживаешь, что, в сущности, не знаешь человека, которого вроде бы знал очень близко. Наверное, именно это испытывает жена, когда разбирает в шкафу и обнаруживает там надувную куклу и пачку садомазохистских журналов мужа. Или мать, которая вдруг узнает, что ее сын – насильник или что-то в этом роде.
психоаналитик: Вам не кажется, что вы преувеличиваете?
пациент: Нет. Это было хуже. Гораздо хуже.
* * *
Не в силах решиться, Сара выжидала еще три дня, прежде чем послушалась совета Роберта, а заодно своей ревности, и вскрыла письмо Вероники. Она ждала до пятницы – дня прощальной вечеринки.
А утром в пятницу на цыпочках пересекла комнату, хотя, насколько она могла судить, в доме никого не было, и уж совсем наверняка она знала, что Вероника ушла на весь день. Сара посидела на кровати, собираясь с духом. Погода переменилась, окно было все в брызгах дождя; Сара слышала, как с протяжным, глухим ревом разбиваются волны. Было одиннадцать часов утра.