Вячеслав Тихонов (Соловьёв) - страница 19


Белый Бим Черное Ухо


Белый Бим Черное Ухо


Белый Бим Черное Ухо

* * *

У Вячеслава Васильевича была очень драматичная и очень трудная жизнь в годы перестройки…


Белый Бим Черное Ухо

* * *

Был трудный длительный период последних лет жизни, когда он ничего не говорил публично. Но внутренне он не принял ничего из того, что все называли периодом перестройки и демократизации. Ему было глубоко отвратительно все то, что произошло на Пятом съезде. Глубоко отвратительно, когда оскорбляли его друзей, с которыми он провел всю свою жизнь, когда говорили какие-то жуткие непонятности по поводу того, как прекрасно теперь будет устроена кинематографическая жизнь, когда удастся как бы в кратчайшие сроки сгондобить и отправить на тот свет Сергея Федоровича Бондарчука, Станислава Иосифовича Ростоцкого… Съезд был очень такой решительный. Такой немыслимо брутальный съезд… Ничего этого ему не хотелось, ему не хотелось абсолютно ничего из того, что там говорилось. Больше того, он ощущал все это как глубочайшее хулиганство, настоящее хулиганство, и не только словесное, а такое настоящее человеческое хулиганство. Вся его природа, вся его натура того самого великого аристократа из ремеслухи была против, была категорически против.


ТАСС уполномочен заявить…


И я позвонил ему однажды уже вот в эти годы и сказал: «Вячеслав Васильевич, предложение у меня есть». — «Какое, Сережа?» Я говорю: «Приходите во ВГИК. Я сейчас набираю актерско-режиссерскую мастерскую. Я буду вести режиссеров, а вы будете вести актерский курс. Более авторитетного педагога не может быть». И я понимал, что я ему говорю то, что ему должно было очень понравиться, потому что он в этот момент обретал полную творческую свободу быть тем, кто есть он, и передать это чувство своей свободы ребятам, которые придут учиться. И вдруг я слышу в трубку: «Нет, Сережа, спасибо. Я не пойду». Я говорю: «Почему, почему, Вячеслав Васильевич?» Я уж не знаю, как тут он уже сдержался и не сказал «по кочану». Он сказал: «Я болею, я болею… Y меня дача, которую мне жутко тяжело содержать. V меня семья и дочь, которую я очень люблю, люблю больше собственной жизни. И я хотел бы потратить время на то, чтобы у нее все хорошо сложилось. Вот на это я хотел бы потратить время. А вот такие, что ли, общественные цели всеобщего благоденствия перестали меня интересовать». И я понял, что с Вячеславом Васильевичем произошло что-то невероятное, что-то просто невероятное. Потому что из уст Вячеслава Васильевича было невозможно услышать такое. Тем не менее я это услышал.