– Жаль, но завтра вечером я не смогу быть на ужине: я как раз сейчас получил приглашение от его святейшества. Но до завтрашнего вечера я свободен. Если у вас нет других планов, я мог бы зайти к вам днем. И с вашей помощью открыл бы для себя какой-нибудь уголок Рима, который мне неизвестен. Это было бы для меня счастьем и честью.
– Конечно, заходите! – горячо ответила Мария. – Я знаю Рим лучше, чем даже папа, при всем моем к нему уважении, разумеется.
Как только легкие шаги Марии затихли в коридоре, Фрейд несколько раз мысленно выругался – и все ругательства были немецкими. Слова родного языка врывались в сознание откуда-то из глубины живота с силой пушечных ядер. Он схватил первую оказавшуюся в пальцах сигару и не отсек ей головку резаком-гильотиной, а отгрыз и выплюнул на пол. Как в университетские годы в компании товарищей по порочной привычке. Правда, сейчас он не смеялся и не было игры «кто толкнет огрызок дальше». Зигмунд лег на кушетку, где чуть позже должен был бы лежать де Молина, и, выдыхая дым, попытался успокоиться и проанализировать ситуацию.
Однако сейчас в его сознании умещались только два слова: «результаты» и «увольнение». Отсутствие результатов – причина увольнения. Он ведь действительно увидел только верхушки пирамид, погребенных под тоннами песка, – двуличие де Молины, высокомерие Орельи, холодность Рамполлы. Но он точно не виноват в этом: для анализа нужно время и сотрудничество, а у него недоставало и того, и другого.
Шерлок Холмс с его дедуктивным методом тоже ничего бы тут не сделал, только курил бы трубку и играл на скрипке в комфортной обстановке. Кроме того, отношения Холмса с Ватсоном – плохо скрытое презрение сыщика к другу и желание этого друга быть рядом с ним – маскируют склонность к гомосексуальной инверзии. А то, что Холмс употребляет героин, – попытка бежать от этой навязчивой склонности, которая вредила бы его дару расследовать преступления. Когда-нибудь он напишет господину Конан Дойлу письмо с просьбой объяснить все это.
Фрейд сумел улыбнуться, несмотря на тоску, которая сдавила ему грудь и вызвала тупую боль, такую сильную, что он даже подумал об инфаркте. Ученый мысленно увидел перед собой предостерегающий палец своей жены и прогнал это видение взмахом ладони. Он здоров, это не болезнь, самое большее – легкий приступ ипохондрии.
Он рывком поднялся на ноги; несколько раз качнулся из стороны в сторону из-за перепада давления – пришлось опереться о подоконник. Сигара в руке оказалась самой дорогой – марки «Дон Педро». Увидев это, Фрейд вспомнил, что, если папа его уволит, ему потом будет трудно позволить себе эти сигары, и его сердце сжалось. Три кардинала сговорились вышвырнуть его отсюда и навязали папе свое решение. Ясно, что это возможно, даже вполне вероятно.