То, что Деррида говорит о языке вообще, подходит и для имени. У тебя одна фамилия, но она не твоя. Ты никогда не носишь одну лишь фамилию.
А мой отец? Говорит лишь по-русски, но не на своем языке (и потому говорит и пишет на нем абсолютно грамотно). Записан в паспорте «евреем», но чувствует себя в душе русским. Только (папа Толька) русские его таковым не чувствуют. Вот в чем загвоздка. Он чувствует себя ими, а они – его собой (своим) нет. А им-то виднее, ведь это они – «они» на самом деле. А он только чувствует, что.
Его «но» – об этом.
1. Папа продолжает:
Но опять же перефразируя сочиненное не мной: били не по душе, а по морде. Впервые с неприятием евреев я столкнулся в детстве, когда мне было лет шесть-семь, точно не помню… Как и все московские дети, кроме детей важных чинов, я гулял и играл в своем дворе (я жил в Зарядье, там, где сейчас стоит гостиница «Россия»). В один из дней во дворе появился новичок по фамилии Волосов, которого сразу прозвали Волосатик.
Интересно, что прямо перед этим отец признается в том, что не помнит даже фамилии своей первой учительницы. А тут вдруг пронзительная память на эту достаточно банальную фамилию, происходящую со всей очевидностью от «волос» (от какого-то слишком волосатого праотца), но вызывающую ассоциацию со славянским языческим «скотьим богом» Велесом-Волосом.
Этот Волосатик, – пишет папа, – был постарше нас и скоро стал заводилой в наших играх. А через некоторое время я услышал от него, что больше меня принимать в компанию не будут, потому что я еврей, а он евреев не любит.
Шел 1935 или 1936 год, то есть восемнадцатый или девятнадцатый год Пролетарской революции, одним из лозунгов которой был интернационализм. Что было дальше, папа не помнит и заменяет собственные эмоции – Оськиными, из «Кондуита и Швамбрании» Льва Кассиля. Оська в сходной ситуации помчался спрашивать у родителей, что такое «еврей». Мне же на память приходит рассказ Сэлинджера «В ялике» из сборника «Девять рассказов». Там речь идет о четырехлетнем Лайонеле Тенненбауме, сбежавшем из дома; причем это с ним уже бывало. Мать по прозвищу Бу-Бу идет искать мальчугана и находит его спрятавшимся в ялике, на берегу озера. Следует диалог, единственный в своем роде по нежности, такту и серьезному доверию между этими двумя людьми, которым случилось быть связанными узами родства; диалог, в ходе которого и зарождается их подлинная дружба, основанная на сопричастности к тайне, которая лучше любого родства. В ходе этой беседы Бу-бу выясняет, что мальчик услышал, как кухарка назвала его отца большим грязным «kike», что значит «жид», но он услышал «kite», то есть «воздушный змей». И на вопрос матери, знает ли он, что это такое, ответил, что да, что это такой сказочный дракон. «Ну это еще не самое страшное в жизни», – говорит ему Бу-Бу.