Капустин первым одобрил план Зубровина. Рискованный на первый взгляд, при внимательном подходе этот план казался надежным. Мы рисковали, но риск оправдывался возможностью удержаться на своих позициях и успешно продолжать разведывательную работу в дальнейшем.
Скоро лагерь был на ногах. Мы скатывали палатки, разбирали по мешкам продовольствие, прятали все, что оставалось на месте стоянки.
Но вот раздались автоматные и пулеметные очереди и эхо волна за волной покатилось по лесу. Стрельба была у хуторов, где должны проходить наши разведчики — Петр Порфильев, Мартын, Юрий, Касьяненко и Саша Гайлис.
— Проводите Валюка, Казимир, — обратился Капустин к партизану и, наклонившись к парнишке, сказал: — Иди, Валюк. Дома скажешь своим, пусть не беспокоятся. Иди, дорогой.
— До свиданья, товарищи! — поклонился отряду Валюк. — Счастья вам, счастья.
— Счастливого пути, Валюк! «Казимир Большой и Валюк скрылись между соснами…
Что же произошло несколько минут назад у хутора, к которому подходили наши разведчики?..
Вокруг было тихо. Гайлису показалось, что около забора мелькнула тень. Саша остановился.
— Кто-то есть, — предупредил он Порфилье-ва, но не успел закончить фразу, как тишину прорезала автоматная очередь. Разведчики бросились назад. Место вокруг открытое. С фланга, от соседнего дома, ударил пулемет, следом началась автоматная трескотня. Юрий упал без звука. Мартын застонал и опустился на землю… Он попытался поднять к плечу карабин, но тот выпал из рук. Мартын упал на спину. Он лежал, раскинув руки, точно орел крылья. Тяжело раненый Касьяненко, напрягая оставшиеся силы, поднес пистолет к виску.
— Саша, ползи к канаве! И мне уже не жить! — прокричал Порфильев, он разламывал телом лед замерзшей лужи.
Саша больше не мог стрелять: патроны к автомату вышли. Множество пуль долбили вокруг него твердую землю.
— Беги! Бумажки не найдут…
Это были последние слова Петра Порфилье-ва… Непрерывный визг пуль заглушил их…
Саша Гайлис полз, прижимаясь к земле, вскакивал, бежал и падал, погружаясь в ледяную воду канавы. А фашисты стреляли и стреляли, выбрасывали осветительные ракеты, хотя луна сияла полным диском.
Вторая половина ночи. Цепочкой отряд идег на север.
Небо заволакивают облака, и мохнатые снежинки сыплются на плечи. Болью сжимается сердце.
— Эх… Вчера еще Порфильев звал меня остаться после войны в Латвии, колхоз хотел; создавать… Не пришлось. Убили гады!
Я оглянулся. Это сказал Агеев. Подобно» Саше Гайлису, он ушел от такой засады прошлой зимой.
— Успокойся, Алеша, — сказал я, видя, как у Агеева, когда он говорил, нервно подергивались пересохшие губы.