Поуль Троульсен поинтересовался:
– Однако полностью ты этого не исключаешь? Я имею в виду, что убивает он только ради удовольствия?
На некоторое время психолог задумался, затем, осторожно подбирая слова, сказал:
– В конце концов мы ведь имеем дело не с точными науками… Нет, этого просто не может быть…
Он поднял взгляд на Конрада Симонсена, который моментально отреагировал:
– А что ж тогда может быть?
– Скажите, а детством его вы не интересовались? У меня нет почти никаких материалов по данному периоду.
За всех ответила Полина Берг:
– Верно, поскольку нам самим о нем почти ничего не известно. А что, это плохо?
– Еще как плохо! Почти у всех серийных маньяков было ненормальное детство, часто включая сюда сексуальные домогательства, употребление родителями наркотиков или алкоголя вкупе с неоправданно суровыми наказаниями за пустячные провинности. Один из классических типов реакции ребенка на это – пытаться найти убежище в фантазиях, которые со временем могут превратиться для него в целый иллюзорный мир, в котором данный индивидуум втайне от всех вполне может существовать параллельно с ведением обычной жизни.
Поуль Троульсен возразил:
– Но ведь у нас нет ничего, что указывало бы в данном направлении: он вырос в обычной, вполне благополучной семье.
– Так копайте глубже, ибо в семье у него что-то такое наверняка было. Что-то повлияло на него еще в детстве либо в ранней юности, причем настолько сильно, что вылилось в убийство двух женщин. Или, если хотите, трех. Может, вам стоит поискать какое-то одно весьма важное событие – обычно оно совпадает с чьей-либо смертью. Или это может быть связано с уклонением родителей от выполнения своих прямых обязанностей в отношении ребенка в сочетании с ненормальной ситуацией в семье. А может, и то и другое вместе.
Конрад Симонсен спросил:
– И именно тут на сцене и появляется маска?
– Да, но это вовсе не значит, что нужно искать эпизод в его детстве, где бы обязательно фигурировала маска. И наоборот, я считаю, что красная помада и длинные ногти вполне могут иметь совершенно реальную подоплеку. Маску же он, скорее всего, использует, чтобы спрятаться от реального мира, когда погружается в свой иллюзорный мир. Скрытое лицо – это его защита и одновременно его способ претворить в жизнь фантазию. Не просто как какую-то расхожую выдумку, а как ту форму существования, при которой его воспринимают всерьез и в рамках которой, как ему, вполне возможно, представляется, он сможет отомстить за все несправедливые обиды своего детства.
– А как обстоит дело с типом выбираемых им женщин? Это что, тоже навеяно детскими воспоминаниями? – Как раз об этом я и хотел сказать. Я считаю, он испытывает страх по отношению к данному типу женщин. Именно поэтому он не сам отыскивает их, однако если уж они вступают с ним в контакт, то он вынужден реагировать. Он воспринимает данных женщин как опасность, угрожающую его жизни, и именно поэтому он обязан их победить и устранить с лица земли, чего бы это ему ни стоило. Быть может, сам акт убийства является для него в той или иной форме регрессией – возвращением в детство, однако в то же время он прекрасно осознает, что делает нечто неправильное, как в момент совершаемых им убийств, так и до и после них. – Что позволяет нам рассчитывать на получение от него признания, когда мы предоставим имеющиеся у нас против него улики – какими бы слабыми они на сегодняшний день ни были?