смогла. Но для нее мучения все еще не кончились. Она там, застряла во времени.
– Продолжайте, Боб, – подбадривает он.
– Я продолжаю. Каждая секунда – это все та же секунда в ее мозгу, та секунда, когда я отбросил ее жизнь, чтобы спасти собственную. Я живу и старею, но даже когда я умру, Зигфрид, для нее эта секунда будет все еще тянуться.
– Продолжайте, Боб. Выскажитесь.
– Она думает, что я предал ее, и думает это сейчас! Я не могу жить с этим!
Долгое, долгое молчание, наконец Зигфрид прерывает его:
– Вы живете.
– Что? – Мысли мои улетели за тысячу световых лет.
– Вы живете с этим, Боб.
– И это ты называешь жизнью? – насмешливо отвечаю я, садясь и вытирая нос одной из его миллионов тряпок.
– Вы очень быстро реагируете на все, что я говорю, Боб, – замечает Зигфрид, – и иногда мне кажется, что ваш ответ – это контрудар. Вы парируете мои слова словами. Позвольте мне нанести еще один удар. И пусть он попадет в цель: вы живете!
– …ну, вероятно, ты прав.
Еще одна долгая пауза, после которой Зигфрид начинает издалека:
– Боб. Вы знаете, что я компьютерная программа. Вы знаете также, что мои функции – справляться с человеческими чувствами. Сам я не могу чувствовать, но я способен представить их себе в виде моделей, анализировать, я могу их оценивать. Я готов это сделать для вас. Я могу это сделать даже для себя. Я могу построить парадигму, внутри которой у меня будет доступ к эмоциям. Вина? Это болезненная вещь, но поскольку она причиняет страдание, вина совершенствует человека. Я согласен так сделать, что вы будете избегать действий, вызывающих чувство вины, и это было бы полезно и для вас, и для общества. Но вы не можете воспользоваться этим, если не почувствуете вину.
– Я чувствую ее, Зигфрид! Боже, Зигфрид, ты ведь знаешь, что я чувствую!