– Закрой верх.
– О-о-о, – пожимая плечами, протянул он. – Если уж ты решила, что ж… Вот здесь защелкивается, где твоя рука. Когда захочешь выйти, просто нажмешь.
Она потянула на себя сетку, глядя на недовольное сосредоточенное лицо Вэна.
– Это… больно? – спросила Джанин.
– Больно? Нет!
– Ну а как тут себя чувствуешь?
– Джанин, – строго сказал он, – ты как ребенок. Зачем спрашивать, если ты сама сейчас все почувствуешь и увидишь? – Вэн натянул над ней мерцающее сетчатое покрытие, и замок сбоку захлопнулся. – Лучше себя чувствуешь, когда спишь, – пояснил Вэн сквозь проволоку.
– Я не хочу спать, – возразила она. – И почему-то не вижу и не ощущаю ничего особенного…
И тут Джанин почувствовала. И совсем не то, что ожидала по своему опыту лихорадки. Не было никаких навязчивых изменений личности, никаких определенных чувств. Она видела только теплое насыщенное свечение. Джанин была окружена им со всех сторон, она купалась в нем и являлась всего лишь атомом в океане умиротворения и безмятежности. У других подобных атомов не было ни формы, ни индивидуальности. Они были неосязаемы, не имели ни громоздких форм, ни острых углов.
Открывая глаза, Джанин по-прежнему видела сквозь сетку лицо Вэна – он с беспокойством смотрел на нее. «А другие души? – с сожалением подумала Джанин. – Они совсем бестелесны и даже нереальны». И все же она чувствовала их, как никогда раньше не ощущала ничье присутствие. Вокруг себя. Совсем рядом. И даже у себя внутри. Они источали тепло и доброжелательность. Успокаивали.
Когда Вэн наконец откинул сетчатый полог и потянул Джанин за руку, она лежала, глядя на него отсутствующим, бессмысленным взглядом. У нее не было ни силы, ни желания встать, и Вэну пришлось помочь ей. Поднявшись, она склонилась ему на плечо, и они двинулись назад.
Молодые люди были на полпути к кораблю, когда впереди показались остальные члены семьи. Они были в ярости.
– Глупое отродье! – заревел Пол. – Если ты еще раз так сделаешь, я тебя изобью!
– Она больше не будет, – угрюмо ответил за Джанин отец. – Я об этом сейчас позабочусь. А что касается тебя, маленькая мисс, мы поговорим позже.
Все непрерывно ссорились. Никто не побил Джанин за то, что она воспользовалась кушеткой. Никто не наказал ее. Они все наказывали друг друга и делали это непрерывно. Мир, который продержался три с половиной года, который они сами себе навязали – альтернативой было только убийство, – закончился. Пол и Пейтер не разговаривали два дня, потому что старик, ни с кем не посоветовавшись, разобрал кушетку. Ларви и отец орали друг на друга, потому что она запрограммировала обед с большим количеством соли, а этого продукта на корабле было слишком мало. Пол и Ларви больше не спали вместе, они почти не разговаривали, и вряд ли этот семейный союз сохранился бы, если бы в пределах пяти тысяч астрономических единиц оказался бы суд.