Я не стал поправлять его насчет своей фамилии и задал три самых главных вопроса из своего списка:
– Меня интересует, больно ли ей? Что с ней произошло? И нужно ли Эсси что-нибудь? Я хочу сказать, что готов обеспечить абсолютно все.
Он вздохнул и потер глаза. Очевидно, слишком долго не снимал линзы.
– О боли мы можем позаботиться, да она и так на Полной медицине. Я понимаю, что вы влиятельный человек, мистер Брекетт. Но вы ничего не можете сделать. Завтра или послезавтра, возможно, ей что-нибудь понадобится. Сегодня – нет. Вся ее левая сторона разбита, она попала под автобус. Ее сложило почти вдвое, и в таком положении ваша супруга оставалась почти шесть часов, пока до нее не добрались спасатели.
Я не осознавал, что издал какой-то жалобный стон-вздох, но врач услышал. Сочувственное выражение появилось на его лице.
– Но ей в этом смысле даже повезло. Вероятно, именно это спасло ей жизнь. Она как бы находилась под давлением, иначе умерла бы от потери крови. – Он устало посмотрел на листок. – Скоро ей предстоит… сейчас посмотрим. Замена бедренного сустава, двух ребер. Восемь, десять, четырнадцать – может быть, двадцать квадратных дюймов новой кожи, погибла значительная часть левой почки. Нам понадобится трансплантат.
– Могу ли я что-нибудь…
– Нет, мистер Блекетт, – сказал он, складывая листок. – Пока ничего. Уходите, пожалуйста. Возвращайтесь после шести часов, и, может, вам удастся с минуту поговорить с ней. А пока нам нужно место, которое вы занимаете.
* * *
Харриет уже переместила вещи Эсси из ее комнаты в большой номер отеля. Она даже прислала ее косметику и несколько смен белья.
Я закрылся в номере. Мне не хотелось выходить. Не хотелось видеть бодрых пьяниц в вестибюле отеля, улицы, полные напуганных людей, которые благополучно пережили катастрофу и теперь рассказывали друг другу, каково им пришлось.
Я заставил себя поесть, а потом и уснуть. Это мне удалось, но я проснулся быстро и совершенно разбитым. Затем я долго принимал горячую ванну, слушал музыку и приходил в себя.
Это был очень хороший отель. Но когда вслед за Стравинским пошел Карл Орф на откровенно сексуальные стихи Катулла, я вспомнил, как в последний раз занимался любовью со своей похотливой, сексапильной женой, которая сейчас лежала при смерти.
– Убери! – закричал я, и вечно бдительная Харриет отключила музыку на середине фразы.
– Хотите послушать сообщения, Робин? – спросила она через какой-то микрофон.
Я тщательно вытерся и только потом ответил:
– Через минуту.
Переодевшись в свежую одежду, я сел перед коммуникационной системой отеля. Тут не было полной качественной голографии, но когда Харриет взглянула на меня с плоского экрана, она выглядела вполне прилично.