И действительно, я чувствовал себя менее странно. Никогда раньше приступ не был таким коротким и непонятным. Очевидно, кто-то другой экспериментировал с кушеткой.
– Альберт, – сказал я, – пошлите срочное сообщение на Пищевую фабрику. «Прекратите немедленно, повторяю, немедленно использование кушетки с любой целью. Размонтируйте ее, если это можно сделать без невосполнимого ущерба для здоровья землян. Если это распоряжение будет нарушено, вы лишаетесь всех выплат и премий». Записал?
– Сообщение уже отправлено, Робин, – ответил он и исчез.
Мы с Эсси посмотрели друг на друга.
– Но ты не приказал им свернуть экспедицию и возвращаться, – сказала она наконец.
– Это ничего не изменит, – пожав плечами, ответил я.
– Да, – охотно согласилась она. – Главное, что ты мне рассказал, для чего все это делается, Робин. А нет ли других причин?
Я не ответил. Я понимал, что Эсси думает о том, почему я так стремлюсь исследовать пространство хичи, невзирая на лихорадку и другие опасности. Она знала, что у моей причины есть имя, и это имя – Джель-Клара Мойнлин. И я иногда думал, что она не ошибается.
Где бы ни оказалась на корабле Ларви, она всегда наблюдала на экране лишь грязную серую пелену. Ничего интересного или хотя бы знакомого не было видно, но так с ней случалось и раньше, во время прошлых полетов.
Они в одиночестве летели к Небу хичи. Вселенная вокруг опустела, осталась только серая пелена. Они как будто сами стали частью Вселенной. Даже во время долгого полета к Пищевой фабрике участники экспедиции никогда не чувствовали себя такими покинутыми.
Тогда на экране виднелись звезды и даже планеты. Здесь же, в тау-пространстве, в котором корабли хичи просверливают свои туннели, нет ничего. Ларви видела эту мглистость во время своих полетов с Врат, и воспоминания о них совсем не были приятны.
Этот корабль был гораздо вместительнее тех, что ей знакомы. Самое большое судно на Вратах могло вместить не больше пяти человек, этот – не меньше двадцати. В нем оказалось восемь отдельных помещений. Три грузовые, которые, как пояснил Вэн, автоматически заполняются продукцией Пищевой фабрики, пока корабль находится на погрузке в доке. Два кажутся жилыми каютами, но не для людей. Если «койки», которые откатываются от стен, действительно койки, то для людей они слишком малы. Одну из этих кают занимал Вэн, он предложил разделить ее с Джанин. Ларви запретила, и он недовольно сдался. После этого они разместились по половому признаку: мальчики в одной каюте, девочки в другой.
Самое большое помещение в математическом центре корабля представляет собой усеченный с двух сторон эллипсовидный цилиндр с заостренными концами. У него нет ни пола, ни потолка, и только перед контрольной панелью закреплены три сиденья. Поскольку стена закругляется, сиденья, словно влюбленная парочка, наклонены друг к другу. Очень простые сиденья, такого же устройства, к которому привыкла Ларви, – две металлические плиты, закрепленные, как буква «V».