Кинематографист, часто воскрешающий прошлое на экране, переносит этот прием и на страницы книги. Он обладает удивительным даром делать далекое — близким, отвлеченное — конкретным. Фраза, небрежно оброненная отцом в беседе, служит сыну чем-то вроде первоначального живописного наброска, который постепенно превращается в сверкающее красками полотно. История для Ренуара — это не просто сумма фактов. Это и прелесть случайного, полузабытого, того, что заставляет ощутить аромат эпохи, ее живое дыхание.
Многое в Ренуаре-живописце становится понятнее после знакомства с этой книгой. Его трудолюбие, его доходящая до педантизма аккуратность (вспомним, в каком порядке содержал Ренуар свою палитру, ящик с красками) и бережливость и в то же время его презрение к стяжательству и тщеславию, склонность ко всему естественному, непритязательному, его доброта и жизнерадостность были воспитаны с детства. Скромной ремесленной семье портного обязан Ренуар и поддержкой в выборе профессии. Здесь больше верили в непреходящую пользу ручного труда, чем в неясные перспективы капризной театральной карьеры, которой соблазнял мальчика знаменитый Гуно.
Автор подробно рассказывает о первых шагах Ренуара в роли художника по фарфору. Хотелось бы только лишний раз подчеркнуть важное значение этих шагов для формирования творчества Пьера-Огюста. Овладев традиционным, постепенно умиравшим в XIX веке ремеслом, юноша получил ценный урок на всю жизнь. Он познакомился с почти утерянными ныне навыками и рецептами, и это навсегда определило его интерес к технологической стороне живописного процесса. Не случайно на склоне лет Ренуар напишет предисловие к трактату Ченнино Ченнини. И там он, в частности, обратит внимание на печальные результаты современной промышленной специализации, которая вынудила художника пользоваться готовыми красками и заставила его утерять непосредственный критерий качества живописных материалов.
И разве не в ремесленных мастерских родилось ренуаровское неприятие, почти ненависть к обезличенной продукции фабричного производства? Мастер часто и много говорил на эту тему. Отрицая бездушную нивелировку — неизбежное следствие капиталистического прогресса, — он отстаивал право на выражение индивидуальности и в искусстве и в ремесле.
Кроме того, расписывая фарфор, а позже веера и полотняные шторы, Ренуар вынужден был обратиться к самостоятельному изучению национального искусства, к творчеству таких художников, наследие которых могло быть использовано в практике ремесленника-прикладника. Следуя своим индивидуальным склонностям и интуитивно постигая законы декоративного искусства, он сумел найти истинных учителей. И, прибегая на обеденный перерыв в Лувр, юный подмастерье уверенно шел в залы, где висели полотна Ватто, Буше и Фрагонара.