У Лизы не было постоянной профессии. В основном она училась у своего отца и стала портнихой. Однако ее великой заботой была защита угнетенного человечества. Она воспламенялась по поводу самых безнадежных дел: однажды она привела домой подкидыша и не успокоилась, пока не нашла бросившую его мать, которая в ее глазах не могла считаться недостойной, а была лишь жертвой чудовищных социальных порядков. Если не оказывалось ребенка, она бралась за спасение кошки или собаки. В ее комнате было полно обиженных четвероногих. Она восторгалась Сен-Симоном, Бланки, Фурье и не пропускала собраний революционной группы квартала Гравийе. Один из ее политических друзей, Шарль Лере, сделался своим человеком в семье. Он был гравером по профессии, иллюстрировал книги и работал в журналах мод. Моему деду это нравилось. На посещения молодого художника смотрели благосклонно, и их частые отлучки с Лизой — оба любили публичные балы — комментировались положительно. Когда молодой человек попросил ее руки, она его отчитала. «Жениться, как какие-нибудь, буржуа!» — это не вязалось с тем, чему учил Фурье: собственность — это кража; и Сен-Симон: все должно стать общим… нет причин, почему женщина обязана принадлежать одному мужчине… Дед помалкивал. Несмотря на свои революционные убеждения, Шарль Лере не осмелился переступить порог условностей. Он прекратил свои посещения и стал демонстративно появляться в обществе племянницы Давидов. Лиза высказала свою радость по поводу того, что от него избавилась, а затем пошла подкарауливать его у выхода из театра Шато-До, куда тот повел соперницу посмотреть «Итальянский поход». В присутствии нескольких тысяч зрителей, только что умилявшихся злоключениям Жозефины Богарне, она влепила своему неверному поклоннику две изрядные пощечины. Лере выиграл: месяц спустя он обвенчался в церкви с Лизой. Надевая подвенечное платье, она объявила: «Я ведь признаю Христа… все дело испортили попы. — Ему повезло, — заметил Лере. — Кому? — спросила Лиза. — Христу». Лиза была вовсе лишена того, что мы ныне называем чувством юмора.
Виктор работал у модного портного на Больших бульварах и преуспевал. Элегантный юноша пользовался успехом у прекрасного пола, и Лиза презрительно говорила о нем: «Виктор бабник; он родился, чтобы сделаться буржуа».
Анри и Лере настаивали, чтобы мой отец обучался гравюре или рисованию мод. После первого причастия Ренуар стал яростно рисовать. Бумаги было не так-то много, и он рисовал мелом на полу. Дед был недоволен, обнаруживая исчезновение мела, но одобрял фигурки, которыми его сын покрывал полы квартиры. Маргерит Мерле с ним соглашалась и однажды подарила сыну тетради и карандаши. «Из Огюста выйдет толк. У него есть глаз». Она никогда не называла моего отца его первым именем Пьер, находя, что в сочетании с фамилией Ренуар получается чересчур много «р». Более всего Огюст любил делать портреты. Родители, братья и сестра, соседи, их кошки и собаки — он рисовал всех и вся, как делал потом всю жизнь. Ренуар уже тогда считал мир и его обитателей кладезем «мотивов», созданных на его потребу.