— Что?
— Наташка будет помогать меня препарировать. А мне и родителей Толика выше крыши.
— Да ладно, Серега. Не нагнетай.
— Не нагнетай?!С Адмиралом и Косичкой объясняйся сам!
— А они то откуда? Наташка что ли, или Ирка?
— Ты совсем придурок? Толик уже десять часов в Москве. Уже вся страна знает, как Толик из пулемета косил преступность, но кончилась лента. И если бы не Петров с гранатами, то не отбились бы.
— Бля. А вечером мы все в МДМе.
— Ты все понял?
— Да.
— Мы договорились?
— Без тебя, ни одного выстрела.
— Боюсь вода уже залила не только татами, Андрей — сан, но и окрестных земледельцев. Но не переживай, самурай. Урожай риса будет хорош в этом сезоне.
— Черт, пока.
Она оделась просто, но так, что прохожие оглядывались. Я вздохнул. Закулисье рок-концертов то еще место, как бы не подраться. Потом вспомнил, что будут Адмирал и Косичка. И снова вздохнул. Драться не придется. Но эти двое Оле житья не дадут. А пока повел её на троллейбус. Рок-н-ролл, Оль, штука демократичная. Так что — троллейбус. Пока ехали, я говорил ей, что люблю всякий неформат, и вообще, я обязательно отвезу тебя в Питер на белые ночи. Ты девушка дремучая и к прекрасному нужно тебя приучать постепенно. Если получится, сходим к Каравайчуку, послушаем лучшую в мире музыку. Что?! ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ КАРАВАЙЧУКА? Господи, прости дщерь свою дикую, в Метрополетеноперах, и Карнегихоллах погрязшую. Питерские белые ночи это посильнее Щелкунчика. А Каравайчук это как сто белых ночей.
Чтоб ты поняла, он в СССР был абсолютно запрещен. И не за политику. А потому, что не скрываясь рассказывал советским композиторам кто они есть на самом деле. Простыми, доступными словами. Например, недавно его все же выпустили на питерскую сцену. Был большой концерт, по поводу какой то торжественной даты. Говорят, был чуть ли не Ельцин, и другие славные люди. Звучали всякие симфонии, песни и арии разных питерских звезд. Ну, и значит, выходит этот Каравайчук к микрофону, и говорит своим невыносимо гнусным голосом: «Дорогие друзья! Всё то, что вы тут слышали, — это была страшная поебень. Для тех, кто думает, что он ослышался, повторяю, по-е-бень. А теперь мы будем слушать музыку». Потом в мертвой тишине, в которой даже проснулся Ельцин, он сел за рояль, надел на голову наволочку и заиграл что-то волшебное. Еще про него говорят, что у него нет диплома консервы, потому что дипломная комиссия ему не понравилась и он им все про них рассказал. И что на вступительных экзаменах он час играл свое, выдавая за неизданного Моцарта. И что с тех пор члены приемной комиссии за ним гоняются в надежде записать ноты.