— И что получил я?
— Хе, не обижайся. Но тебя боятся местные гопники.
— А ты?
— А я, похоже, хотел денег. Хотя тоже думал, что хочу быть ученым — экономистом.
— Ты, Андрюха всегда под любую херню умел подвести обоснование.
— Слушай, ну не стоял я над тобой с плеткой, когда ты в ментовку устраивался. Никто не гнал тебя насильно. Ты все сам.
— Тоесть ты прав? А я, получается, мудак?
— Эка у нас разговор свернул. Ты, Серег, все же друг. И если ты собой недоволен, то я то причем? А если помочь чем, то говори. Чем смогу…
— Знаешь, пойду я. И завязывай бухать в общественных местах. — Он смял в руке банку, отшвырнул в сторону и ушел не прощаясь. А я, глядя на его удаляющуюся фигуру, размышлял о том, что если б он не знал, что со мной не справится, то мог и заарестовать. Только борец он бы не очень. Я гораздо лучше. Да и в армейке наблатыкался. Но заколбасило его знатно. Знать бы только с чего?
Поезд пришел в Москву по расписанию, в шесть сорок. Не особо торопясь я пошел подземным переходом в метро.
Расставшись с Гансом, я сунул две недопитые банки в карманы и решил вернуться домой. Пообедать с мамой, сводить её в единственное кафе — мороженое… Но, не суждено. Когда я вышел из парка, с противоположной стороны улицы ко мне свернула тонированная девятка, цвета серый металик. С пассажирского сиденья вылез крепыш, среднего роста, в кожаной куртке, и воскликнул:
— И кому прячемся?
Олег Фролов, по прозвищу Фрол, еще детсадовский друг. Умница, спортсмен, эстет, и тонкий театрал. Но жизнь сложилась так, что после армии Олег никуда не поехал учиться, а остался в городе, ухаживать за больной матерью. Инсульт, она почти не могла двигаться. А обстановка вокруг городских рынков, и многочисленные знакомства среди наших спортсменов, постепенно сделали его вождем братвы, крышующей частную торговлю. Дело было в том, что антогонистом убратвы выступала цыганская диаспора. И все было далеко от однозначных оценок. Хотя бы потому, что цыгане тащили в город наркоту. Эти мысли промелькнули мгновенно, а потом я просто обрадовался.
— Фролов, в нашей дыре нужно спрашивать — и к чему эти глупые попытки?
— Значит придурок принимается?
— Это кто? Ты или я?
Мы, на этот раз искренне, обнялись.
— Пит, делать вид что мы незнакомы, нужно было гораздо раньше, в детском саду, когда ты отказывался ходить в туалет группой.
Мое прозвище появилось в детском саду. После того, как на вопрос как меня зовут, я ответил воспитательнице:
— Пит…Пит… Питлоф!
С учетом того, что большая часть моих одноклассников ходила со мной в один детсад, Питом меня будут звать всегда.