– Хватит.
– Хватит? – Яара удивленно отодвинулась от меня.
– Я хочу тебе кое-что сказать. Я должен сначала сказать тебе…
– Ну так говори. – Яара отодвинулась еще немного. Ее шея покраснела.
– Дело не в том, что… Не в том, о чем ты только что говорила… Я не изменился. В том, что касается тебя, я все тот же.
– А в чем тогда дело?
– В том, что твои ожидания, возможно… завышены.
– Возможно, – задумчиво сказала Яара.
Мне тут же захотелось убедить ее в обратном.
– Может, ты и прав, но давай обсудим это позже. – Она снова погладила меня по груди. – А сейчас… – Она посмотрела на меня поверх очков тем самым своим особенным взглядом. – Сейчас я жду от тебя одного… Чтобы ты поцеловал меня, как целовал раньше. Это не слишком завышенное ожидание?
На этом месте голливудский герой встал бы и ушел, доказав свое моральное превосходство над другими персонажами фильма и недвусмысленно продемонстрировав, какую серьезную метаморфозу он претерпел, превратившись из юнца в зрелого мужчину. Из оболтуса в ответственного человека. Из бездельника, живущего на задворках общества, в успешного медиамагната.
Но я не гожусь в голливудские герои – ростом не вышел.
И мне захотелось снова ощутить вкус ванили на ее губах.
Я его ощутил, и мне захотелось еще и еще.
Мы с полчаса предавались этому занятию у шахматного столика, а потом я предложил пойти ко мне, но Яара напомнила, что у меня сейчас Черчилль, и повела меня в их квартиру, в трех кварталах от улицы Гильбоа; по дороге мы дважды останавливались и втискивались в темные закоулки между домами, и я целовал ее в затылок, точно так, как хотел в тот день, когда мы возвращались из Хайфы, с шивы по Илане, а она стояла не шевелясь и говорила, что дрожь наслаждения пробирает ее до больших пальцев ног, и она, наверное, первая женщина, которая кончает большими пальцами ног.
* * *
По какой-то причине описание секса на иврите всегда оставляет впечатление неудовлетворенности. Как будто наше еврейство мешает нашим персонажам целиком отдаться наслаждению. Не исключено также, что писатели боятся скатиться в порнографию и впадают в другую крайность, повествуя о сексе отстраненно и скупо. Возможно, я последовал бы их примеру, но мне не хочется врать.
Мне трудно рассказать о случившемся во всех подробностях. Я не Черчилль.
Поэтому ограничусь тем, что скажу: тело – восхитительная штука. И всего за одну ночь два тела способны испытать широчайший спектр чувств: сожаление, прощение, отчаяние, надежду, обиду, гордость, одиночество, бездонное одиночество, глубокое понимание, благодарность и простую чистую радость. И жажду мести. И любовь.