– Кроме того, – сказала Яара, словно почувствовав, что меня терзают сомнения, – ты тоже изменился.
– Изменился? – удивился я. (Я все так же перевожу статьи с английского. Чищу яблоко, как мой отец. Все такой же коротышка. Все так же влюблен в тебя. В чем я изменился?)
Она расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки, просунула руку внутрь и потрепала растительность у меня на груди.
– Во-первых, ты, как я погляжу, отрастил шерсть.
– Самую малость.
– Хорошо, что самую малость. Еще, когда я помогала вам с ассоциацией и мы разговаривали по телефону, ты был не такой, как раньше.
– Не такой?
– Более уверенный. Собранный. Все-таки три года прошло. В твоей жизни много чего случилось.
(После каждого нашего разговора, во время которого я производил на тебя впечатление уверенного в себе человека, я доставал из шкафа твой носок. Я пошел на свидание с девушкой только потому, что она носила то же имя, что и ты. Каждый раз, когда мы с ребятами встречались, а ты была с нами, я чувствовал, как у меня все кишки выворачивает от желания быть поближе к тебе. В городе есть целые кварталы, куда я не заглядываю потому, что они напоминают мне о тебе, а это невыносимо. Продолжай. Гладить. Мою. Грудь. Ты ведь знаешь, как я это люблю. И тебя. За эти три года со мной ничего не случилось. Кроме тебя. Я вставал утром, встречался с клиентами, покупал на субботу фрукты, и кунжутную пасту, и новые рубашки, и не чувствовал ничего – кроме тоски по тебе. Единственная причина, по которой мой голос казался тебе уверенным, заключалась в том, что мы разговаривали по телефону. Я держался так спокойно и был таким собранным и сосредоточенным только потому, что ты не сидела рядом, а на пальце у тебя было обручальное кольцо, но сейчас, когда ты ко мне прикасаешься… Продолжай, продолжай… Я весь горю, но я могу любить тебя только так… Возможно, с другой женщиной я мог бы вести себя по-другому, но с тобой все границы исчезают, я плавлюсь и, да, начинаю догадываться, что ты, скорее всего, никогда не накопишь девяносто одну тысячу долларов и что за твоими яростными нападками на других кроется обыкновенная лень, лень и страх перемен, но сейчас, когда ты расстегиваешь на моей рубашке еще одну пуговицу, все мое здравомыслие, все мои представления, вся моя осторожность плавятся и превращаются в кипящий поток любви, но как раз этого ты не приемлешь, как раз это рвет твою душу и будет рвать, пока ты снова не уйдешь, не бросишь меня и не унесешь с собой свой чистый запах, который заставляет меня лизать тебя, я провожу языком по твоему уху, ты подставляешь моим губам свою шею, я целую ее и нежно, как тебе нравится, покусываю ее, ты ищешь мои губы, и мы сливаемся в поцелуе, но на вкус ты как ваниль, коварная ваниль, коварная, но такая сладкая, и через несколько секунд, всего через несколько секунд минус одна секунда слова будут уже не нужны, и, наверное, я должен собрать в кулак остатки воли и остановиться, постараться остановиться, и сказать: хватит, нет, продолжай, нет, хватит, господи, это слишком…)