– Сильно любил доньку? – Голос Елены был уже совсем рядом. Казалось, буквально за поворотом. Оставалось, правда, в непроглядной темени этот поворот еще найти.
Кузьма хмыкнул:
– Больше жизни. Хотя пока не потерял ее, почему-то того не понимал.
– Думаешь, мой батюшка сейчас тоже понял, что больше жизни меня любит?
– Ну а как же! Поди, места себе не находит. Вон сколько людей тебя спасать отправил. Прорву!
– А ты точно видел ангелов, которые их на небо с собой уводили? Мне бы вот ни капельки не хотелось бы, чтобы из-за меня люди просто так живота лишались. У них же ведь, наверное, тоже дети должны быть…
– Конечно, видел. С чего ж мне тебе врать-то? Им сейчас там хорошо и ничуть не больно. И ни капельки не жалко. Детишек же тятька твой не оставит, поможет, раз такое дело.
– Ярину с тем побитым смердом тоже на небо унесли?
– А то!
– И никак нельзя было их еще хоть немножечко оставить?
– Так бывает. Если человек с тобой все время, это вовсе не значит, что останется он навсегда. Вот и след ценить близких, покуда живы, а не заливать потом память… тем, что их точно уже не вернет.
– Это чем же? Слезами?
– Ага. Ими самыми.
– Я сейчас тоже расплачусь. – Ярина, несмотря на рану и отчаянную хромоту, все же пересекла финишную черту нужного поворота первой. Оставалось лишь догадываться, насколько ей не терпелось воткнуть свой расписной подарок крымского мурзы в единственный глаз Кузьмы.
– Ярина! – взвизгнула княжна и вопящим колобком прикатилась в руки своей няньки. Что продлило жизнь беглого рецидивиста еще на какое-то время. Денис очень сильно сомневался, что на продолжительное. – Ангелы тебя отпустили? А страшного побитого смерда? Тоже? Я так и знала, что они хорошие! И вы – тоже. Мне дядька Кузьма рек, что красота не главное, главное – чтобы хорошим быть!
– Ну да, – хмуро глядя на безухого, проворчал Денис. – Уж кому как не ему об этом знать лучше всех. Жаль вот Ярина самострел свой потеряла. А я меч где-то обронил. А то одарили бы твоего спасителя.
– Как мурза – Ярину?
– Ага. Точь-в-точь.
Кузьма сидел, опершись спиной в сырую земляную стену, и не пытался двинуться с места. Просто спокойно глядел на своих спутников, которых бросил смерти в пасть.
– Ты на меня, никак, жути нагнать восхотел? – голос Кузьмы был ровный и вроде бы даже чуть насмешливый. – Не старайся. Мне что ваша жизня, что своя – особо не нужны.
– Что-то не особенно заметно это было, когда шкуру свою спасать кинулся.
– Свою?
– Я, конечно, не психолог, но убеждать меня в том, будто твои поступки продиктованы исключительно действием фобии по спасению всех малолетних пленниц, в которых ты видишь свою угнанную в рабство дочь, не надо. Не поверю.