И очень похоже пишет о Карамзине:
…зато почти никто не сказал спасибо человеку, уединившемуся в ученый кабинет во время самых лестных успехов, и посвятившему целых 12 лет жизни безмолвным и неутомимым трудам. ‹…› Повторяю, что Ист‹ория› Гос‹ударства› Российского есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека (XII, 305–306).
Определяя труды своих современников как подвиги, Пушкин прежде всего имеет в виду огромность усилий и высочайшую степень самоотвержения, которую каждый из них при этом проявил, однако по отношению к Карамзину Пушкин не довольствуется определением его труда как подвига, а называет совершенное историком «подвигом честного человека».
За словосочетанием «подвиг честного человека» в творческом сознании Пушкина было закреплено некоторое устойчивое значение, о чем свидетельствует то, что Пушкин употребляет его дважды, во второй раз — по отношению к Р. Саути в статье «Последний из свойственников Иоанны д’Арк» (1836):
Поэма лауреата не стоит конечно поэмы Вольтера в отношении силы вымысла, но творение Соуте есть подвиг честного человека и плод благородного восторга (XII, 155).
А. А. Долинин объясняет эту оценку Пушкина следующим образом:
«Подлым» французам Пушкин нередко противопоставляет «благородных» англичан — великого Мильтона ‹…› Вальтера Скотта, ‹…› P. Саути, чью антивольтерьянскую поэму о Жанне д’Арк он назвал «плодом благородного восторга» и, повторив свою оценку «Истории государства Российского» Карамзина, «подвигом честного человека»[587].
Принимая это объяснение, мы бы хотели внести в него некоторое уточнение. В статье «Последний из свойственников» Пушкин, действительно противопоставляя Саути Вольтеру, объясняет это тем, что вдохновение английского поэта имело «девственный ‹…› (еще не купленный) характер». Таким образом, быть «честным человеком» для писателя — означало, по Пушкину, быть «не купленным», то есть независимым в своих суждениях. Для Пушкина, всего лишь за несколько лет до этого указывавшего на «подлость» Карамзина, признание за ним «честности» знаменовало полное изменение отношения к историку и его «Истории».
Важно отметить, что тезис о том, что Карамзин был «честен», стал программным для его друзей, когда пришло время отстаивать посмертную репутацию историка[588]. При этом нужно принять во внимание, что в 1826 году, когда Пушкин писал свои «Воспоминания» о Карамзине, отношение либеральной публики к «Истории» Карамзина продолжало оставаться очень сложным. Даже публикация последних двух томов не исключила самых резких оценок творческого наследия историка: