Она же не хотела принадлежать ни к какому государству; не хотела иметь ничего общего ни с одним государством мира; она не возлагала никаких надежд ни на одно государство и точно так же не возлагала никаких, решительно никаких надежд ни на какую землю обетованную, даже осеняемую по сей день благословением небес. Ей хотелось исключительно одного – взаимодействовать в данный момент с другими в этом мире. «Мир»? – Определение, пожалуйста. – Мир был миром был мир. Или, может быть, другое определение: мир – это треугольник отношений, в который включены ты сам, природа и другой. О, эти другие! Божественные другие. И она посчитала себя, испытанную воровку фруктов, она считала себя уже давно, причем не только в том, что касается ее воровства, ее путешествий, ее способности включаться и вмешиваться во все, экспертом мира, одним из экспертов, которые задают тон миру, звучащий, надо сказать, по-разному. «Эксперт» по какой части? – Эксперт. Она, сегодняшний молодой человек, сколько всего она могла бы дать, утренние приношения, полуденные приношения, вечерние приношения, из всех приношений самые богатые – утренние. Вот только ее приношения, до настоящего момента, оставались невостребованными и особой любви не вызывали. Мир, ее мир, даже не подозревал о ее приношениях и не желал о них ничего знать до скончания века. Или, быть может, все же ее и их когда-нибудь обнаружат? – Обнаружат? Как какую-нибудь катаракту? – Обнаружат, наконец, обнаружат, и все. Как она всегда про себя мечтала об успехе. – Об успехе? Чтобы оказаться в центре общественного внимания? – Боже сохрани, не надо никакой «общественности» и ее «внимания». Просто успех, и ничего больше. Давать то, что я могу дать. Какие я могла бы явить дорогому моему миру танцы. Сколько всего я могла бы ему пропеть, рассказать, сколько вкусного приготовить, дать попробовать, сколько всего стащить, увести. Я тоже главное действующее лицо. А теперь: экспедиция провалилась. Возвращаться назад? Невозможно. Слишком многие мне доверились. И никто не верил, что я хоть на что-то способна.
Ее продвижение вдоль выпрямленного русла Троена было одновременно движением почти вслепую по прерии в речной ложбине, словно превратившейся в лабиринт. Она недавно боялась за себя? Теперь она испытывала страх перед собой. «Прольется кровь»: тот самый член семьи, дальний предок, которого считали убийцей и который обычно в этой роли врывался только в сны, явился теперь, во сне наяву, среди белого дня, и сказал эти слова ее собственным голосом, голосом чревовещателя. В какие-то мгновения она видела его даже прямо перед собой, в этом удушливом безветренном пространстве низины: глаза человека, совершившего не одно убийство, стеклянные глаза.