Бен-Цук оказался прав. Место, выбранное для миквы, было поистине уникальным – нечто вроде созданной самой природой наблюдательной площадки. Внизу расстилалась долина, над которой кружили все водившиеся в регионе птицы. Соколы, журавли, удоды, цапли… Но дело не ограничивалось птичьим разнообразием. Имелся и дополнительный, как выразился бы Бен-Цук, бонус. Ноаму потребовалось несколько дней, чтобы сообразить, откуда такое количество птиц. Их привлекала военная база по ту сторону долины. По-видимому, от расположенных под землей секретных сооружений исходило тепло, создавая термические потоки воздуха, в которых птицы могли свободно парить. Кроме того, там возвышались огромные антенны. К одним из них птиц тянуло как магнитом, от других как будто отбрасывало. Громкие звуки, раздававшиеся из приборов системы оповещения («Красный орел! Красный орел! Дежурное отделение – на строевой плац!»), их пугали, зато сам строевой плац они полюбили. Солдаты на плацу, похожем на площадь Сан-Марко в миниатюре, появлялись редко. Чем больше Наим наблюдал, тем яснее понимал, что солдаты военной базы львиную долю времени проводят под землей, оставляя все, что на поверхности, птицам. Однажды он следил за парой серых журавлей, взлетевших с самой высокой антенны и нырнувших в долину, и вдруг заметил припаркованный за оливой «пежо». Он навел фокус и увидел за лобовым стеклом голое тело. Точнее говоря, ягодицы. Две дольки. Ему не хотелось на это смотреть, но оторвать от сцены взгляда он не мог. Ягодицы быстро и ритмично, как клюв дятла, поднимались и опускались; под обнаженным телом виднелось еще одно, со спущенными штанами. Вообще говоря, ничто не мешало Наиму перестать на это смотреть и вернуться к наблюдению за журавлями, но он вместо этого подвинулся чуть левее, чтобы картину не загораживал противосолнечный козырек на водительском месте, и увидел четыре ноги, обутые в высокие армейские ботинки. Пока Наим пытался осмыслить, что происходит, лежавший снизу мужчина приподнялся, повернул свою лысую голову и оказался к нему в профиль. Наим отпрянул, словно севшая не на ту антенну птица, мгновенно опустил бинокль и, обращаясь к рабочим, заорал: «Чего расселись? Перекур окончен! Миква должна быть сдана в срок! Я не собираюсь вас целый день пинать под задницу!» Рабочие уставились на него с изумлением. Раньше он никогда на них не орал, тем более не использовал таких выражений, как «пинать под задницу». Поэтому они и любили с ним работать. Что за муха его укусила? До конца смены Ноам сердито резал кафельную плитку и ни с кем не разговаривал. На следующий день в обеденный перерыв он снова поднялся на наблюдательную площадку и направил бинокль на вчерашнее место, но увидел лишь кусты, камни и коров, которые то ли привычно паслись, то ли случайно сюда забрели. «Наверно, я схожу с ума, мерещится всякая чепуха, – подумал он. – Все из-за того, что я одинок. Может, хватит мечтать о длинноногой женщине с дерзким взглядом, которая снится мне каждую пятницу перед восходом солнца? О женщине, которая, как и я, любит птиц? Может, пора спуститься на землю и жениться на девушке из деревни, как делают все и о чем твердят мои родители? А птицы… В крайнем случае потом научу ее в них разбираться».