Фильм кончился. Немногочисленные зрители встали с мест и разошлись по своим комнатам. Только они с Антоном продолжали сидеть и смотреть на бежавшие по экрану титры.
– На самом деле, – сказал он вдруг, не глядя на нее, – все фильмы Михалкова про одно и то же.
– Про что же, интересно? – спросила она саркастически, не поворачивая головы.
– Про трагическую и прекрасную силу любви, – ответил Антон. – Про то, что она способна двигать горы и рушить мосты. Про то, что она одновременно и ослепляет людей, и раскрывает им глаза. Он говорит об этом и в «Урге», и в «Утомленных солнцем», и здесь тоже. Его героев лихорадит от любви. И мужчин, и женщин. Любовь у него – это хроническая болезнь. Но она же и лекарство.
– Как красиво вы это сказали…
Тогда она впервые удивилась тому, что будет много раз поражать ее впоследствии: его способности говорить как по писаному, словно, прежде чем произнести фразу, он выстраивает ее в уме в строго продуманном порядке.
По экрану проплыл последний титр с именем режиссера. Повода продолжать сидеть в зале больше не оставалось.
– Я видела, как вы плакали, – сказала Катя, по-прежнему не глядя на него.
Она боялась, что, если их глаза встретятся, это все испортит.
– А-а, это, – пренебрежительно махнул он рукой. – Конъюнктивит.
– Я так и подумала.
Запахло стиркой, резко и неприятно. В строящемся новом крыле здания что-то сверлили, и до них доносилось глухое жужжание дрели. Раздался щелчок – кассета в видеомагнитофоне докрутилась до конца, и пленка стала отматываться назад. Катя сидела не двигаясь. Антон тоже. Протянувшаяся между ними ниточка была очень тонкой, и любой неосторожный жест…
– А зачем я, собственно говоря, вру? – неожиданно повернулся он к ней. – В нашем возрасте уже можно позволить себе правду. Верно?
– Можно, но не всегда нужно, – ответила она, тут же проникаясь ненавистью к той женщине, что сидела внутри нее и иногда говорила ее голосом.
– Нет у меня никакого конъюнктивита, – сказал он. – Я плакал, потому что подумал… Прежде чем я доберусь до конечной остановки, мне хотелось бы еще хотя бы раз пережить ощущение этой бури. Но я не уверен, что это возможно.
– И вы еще жалуетесь? Вы все-таки это испытали, пусть всего раз в жизни. Многим и этого не дано. Многие думают, что такое бывает только в кино.
– Катя, так мы все – кинозвезды, – сказал он и посмотрел ей в глаза серьезно и сосредоточенно, как будто в данный момент они занимались любовью и он был в ней. – Мы все – кинозвезды, и мы играем в фильме, который снимают про нашу жизнь.
Она рассмеялась. И тут же извинилась, чтобы он не подумал, что она смеется над ним. Просто у него было такое лицо… Она снова засмеялась, и он, нисколько не обидевшись, засмеялся вместе с ней.