В первые дни он еще пытался сопротивляться, заставлял себя думать о другом и молиться, но его глаз упорно выхватывал из текста молитвы одни и те же буквы – А, Й, Е, Л, Е, Т, – словно это был зашитый в него секретный код. Он даже решил, что это знак, посланный ему свыше: «Ладно, в последний раз позволю себе предаться этим нечистым воспоминаниям, а затем окончательно изгоню их из своего сознания и очищусь».
Между тем воспоминания его совсем не потускнели. Прошло уже семь лет, а они не потеряли ни яркости, ни полноты. Он помнил даже запахи. Например, слабый запах чуть подгнивших фруктов, встретивший его на крыльце ее дома, когда он впервые позвонил в звонок и вместо обычного «дзинь-дзинь» услышал песню The Beatles – Eleanor Rigby. Заменить звонок она попросила Израиля, у которого были золотые руки, и он выполнил ее просьбу, потому что тогда она ему еще нравилась и он провожал ее жадными глазами. Потом он перестал ее замечать, как будто она была очередной парой босоножек, выпускаемой фабрикой, которой он руководил.
– Как же я ненавижу эти босоножки! – призналась она Моше позднее, когда они сошлись ближе. – Ненавижу их запах, которым провонял мой муж, ненавижу слово «ортопедические»… Слышать его больше не могу! Если кто-нибудь при мне еще раз скажет «ортопедические» – я заору! Все модели босоножек ненавижу! И старые, с металлической застежкой, и новые, без застежки! Я знаю, что шокирую всех своими высокими каблуками, потому что они не соответствуют коммунистической идеологии кибуца и выглядят слишком сексуально. А тебя, Мошик, они возбуждают? Я же вижу, как ты смотришь на мои ноги. Всегда так на меня смотри! Это мне в тебе и нравится. Сразу понравилось. Помнишь день нашего знакомства?
В тот день он стоял на крыльце ее дома, слушал «Элинор Ригби» и ждал, что ему откроет Израиль. Но дверь ему открыла Айелет.
– Израиль на фабрике, на совещании, – сказала она.
– Жалко, – сказал он. – Мы тут собрались поиграть в баскетбол.
– А мне с вами можно?
– Обычно у нас только мужчины играют, – забормотал он. – Не знаю, что ребята скажут…
– Если будешь все время думать, что скажут другие, ничего в жизни не добьешься, – презрительно бросила она и, на ходу снимая кофточку, добавила: – Заходи. Я сейчас переоденусь. – Повернулась к нему спиной, продемонстрировав бретельки лифчика, и ушла.
Он вошел, скрестив, как прилежный ученик, руки за спиной, огляделся, обнаружил, что у нее огромная коллекция пластинок, и попытался прочесть некоторые имена, но перед глазами у него стоял туман.
– Ну что? Пошли?