На ней были спортивные шорты мужа и его армейская рубашка.
Собравшиеся на баскетбольной площадке мужчины при виде нее немного удивились, но прогнать невестку секретаря правления кибуца не посмели и включили ее в состав одной из команд. Играла она неумело, но азартно, и даже забросила – с подачи Моше – мяч в корзину, после чего в знак благодарности показала ему поднятый вверх большой палец.
Пока они играли, спустились сумерки. Она ждала его на дорожке – стояла, скрестив длинные загорелые ноги и уперев руки в узкие бедра, с выражением легкого нетерпения на лице. Впоследствии он будет видеть его еще не раз.
Он проводил ее до дома и хотел попрощаться (в тот момент она его скорее пугала, чем привлекала), но, поскольку двери в кибуце никогда не запирались, она, не оглянувшись, вошла в дом, как будто не сомневалась, что он последует за ней. Сразу за порогом она сняла рубашку мужа, повернулась к Моше спиной, давая ему еще одну возможность увидеть ее лифчик (уже не черный, а белый), и отправилась в ванную, откуда вышла замотанная в полотенце и велела ему тоже принять душ, чтобы дом не провонял потом, дала чистое полотенце и показала, где стоит швабра. Он вымылся, ликвидировал лужу на полу, но тут сообразил, что ему не во что переодеться. «Может, попросить что-нибудь у Айелет? – мелькнуло у него. – Или это неудобно?» Тут дверь приоткрылась. «Держи», – сказала Айелет, протягивая ему рабочие шорты мужа. Рубашку она ему не принесла.
Когда он вышел из ванной, она сидела на кровати голая. Полотенце валялось на полу. Прежде чем он успел пробормотать извинение и убежать обратно в ванную, она взглянула на него своими медовыми, светящимися на загорелом лице глазами и сказала:
– Посмотри на меня. Я хочу, чтобы ты на меня посмотрел. Не притворяйся невинным, приблудный. Я видела, как ты на меня смотрел. Я хочу увидеть это еще раз.
В первые недели она требовала, чтоб он на нее просто смотрел. Потом – чтобы гладил ее по длинным волосам, как маленькую девочку. Медленно, неторопливо, от лба до затылка. Потом – чтобы лежал рядом, близко-близко, держал ее за руку и отвечал на вопросы, которых никто, кроме нее, ему не задавал.
– Что ты помнишь про свою мать, приблудный?
– Почти ничего.
– А все-таки?
– Платье. Помню, что у нее было зеленое платье.
– Светло-зеленое или темно-зеленое?
– Не знаю.
– А про отца?
– Ничего.
– Не может быть. Попытайся что-нибудь вспомнить. Для меня.
– Зачем тебе?
– Мне все про тебя интересно, глупыш.
– Не могу. Мне было всего четыре года.
– А ты попробуй, приблудный. Странно, что ты ничего не помнишь про своего отца.