На эсминце сыграна авральная тревога. Матросы и старшины заняли боевые посты. Антон вместе с трюмным электриком выбежал на бак.
— По местам стоять, со швартовов сниматься! — донеслась команда с мостика.
Темный буксиришка с высокой прямой трубою, отрабатывая задний ход, приблизился к носу корабля. Закругленная его корма с высоким фальшбортом, едва не коснулась форштевня миноносца. В рубке буксира послышались резкие перезвоны ручного телеграфа, из трубы понесло гарью, духом спаленной нефти.
— На борту! — послышалось снизу, с палубы подошедшего суденышка.
— Есть на борту! — излишне громко, возбужденный всем происходящим, ответил Антон Баляба, не замечая, что обращались не к нему, матросу, поставленному на швартовых, а к тому, кто управляет кораблем.
— Принимай бросательный!..
— Принять конец! — донеслось почти одновременно с мостика.
Не успел Антон ответить «есть», как над его головой просвистел тонкий пеньковый трос, увлекаемый прикрепленным на конце, мягко оплетенным грузиком, подобным груше.
— Вира по-быстрому!
Ладно перебирая руками, Антон выбрал слабину бросательного конца, поднял на нос корабля тяжелую петлю стального троса, пропустив трос через полуклюз. Матрос, помогавший Антону, отвязал бросательный конец, собрал его кольцами, метнул вниз, на буксирное судно:
— Полундра!
Антон ловко набросил петли-восьмерки на кнехты. С мостика через мегафон глухо приказали:
— Закрепите как следует!
— Так я ж закрепил, товарищ командир, собаки не отгрызут!
— Отставить разговоры!
— Есть отставить! — улыбаясь про себя, ответил Антон. Он находился в таком возбуждении, когда все кажется легким и простым, делается само собой.
Мичман Конопля подбежал к кнехтам, оттолкнул Антона, проверил крепление буксирного троса, задрав голову в сторону мостика, доложил:
— Порядок, товарищ командир!
— Добро!.. Отдать носовой!
На стенке освободили носовой швартов. Антон с напарником быстро выбрали его на палубу, сложили в бухту. Командир эсминца попросил:
— На буксире!.. Подрабатывай самым малым, отводи нос!.. — Через некоторое время распорядился: — Отдать кормовой!..
Стальной конец кормового троса шлепнулся в воду. Буксирное судно застучало дизелями, густо задымив, зарылось тупым носом в молочную воду. Буксирный трос зашаркал по отводящей дуге, поставленной над кормой суденышка, вытянувшись втугую, загудел глухо. Стенка завода начала медленно удаляться.
Антон Баляба оставался на баке, во все глаза глядел на город, здороваясь с ним и одновременно прощаясь. Здоровался потому, что видел город впервые. Прощался потому, что не знал, доведется ли когда-нибудь побывать снова.