Но нет. Человек, увидевший свадебный поезд, разряженных лошадей, услышавший хрипоту сельских хромок, не скажет, что весна. Весной такого гвалту-гомону не услышишь. Весной шуметь рано. Весна время тихое. Время задумок, ожиданий, надежд: как оно будет, что будет? Пройдут ли вовремя дожди, выйдут ли в трубку колосовые, нальется ли зерно как следует, не ударит ли град, не пожухнет ли завязь на баштанах, не обездолит ли землю черная буря? Да мало ли забот! Голова полна вопросов, грудь теснится от опасений и тревог, сон уходит куда-то, весь ты пребываешь в постоянной горячке и напряжении.
Осень — другое дело! Уже все ясно, все видно. Все свершилось, вызрело, дошло. Много ли, мало ли — все твое. Сомнения и ожидания позади. Играй себе на здоровье свадьбы, пей, веселись, стучи в бубны, греми музыкой — и ни о чем не жалей. Чего недобрал в этом году, обязательно возьмешь в следующие лета.
Денек выдался воистину золотой.
— Полько, ну просто як по заказу, га!
Изрядно подвыпивший Денис Омельянович по-пьяному вытер усы, словно приготовился к поцелую, потянулся правой рукой к плечу дочери, в левой руке накрепко зажав горлышко зеленой бутылки, заткнутой пробкой из очищенного кукурузного початка.
— Полько, я що кажу? Я кажу всем: подать сюда Мишу Кавказца! Где он, анафема, ховается! Ось я его зараз!..
— Тату, на шо вам тот Миша? — Поля вся будто светилась, исходя добром. Нет, она не перечила отцу, она просто спрашивала. Ей было радостно, что так много людей во дворе, радостно от того, что много подружек вокруг, что все идет как задумано. Правда, Мишу Кавказца как-то упустили и ни в какие планы не вписали. Но если отец так хочет, то почему бы и не послать тачанку за Мишей? Она посмотрела на Степана, своего жениха, будущего супруга. Он все понял, кивнул Йосыпу Сабадырю (рослым парубком стал Йосып). Тот, причмокнув круто вывернутыми губами, попросил Дудника Дениса:
— Сидайте, дядьку. Мы его зараз пошукаемо!
— Вот золота людина, вот уважил — век не забуду.
Денис ввалился в тачанку, сильно качнув ее с боку на бок, махнул бутылкой: давай, мол, гони! Затем, глядя Йосыпу в затылок, поразмышляв малость, спросил сиплым криком:
— Сынок, а чей же ты будешь?
— Коммунского бывшего садовника знаете?
— Егорьевского кавалера?
— Папаша мой!
— Так, так… А я, грешным делом, подумал, шо ты не нашего бога внук, бо дуже темный, як наче тебя в саже вываляли.
Йосып растянул рот, оскалил в усмешке синевато-белые крупные зубы:
— Це я сегодня не умывался!
Шутка понравилась Денису Омельяновичу. Раскрылатились его рыжеватые усы, поднявшись над темным пустозубым провалом рта.