— Ось тут, будь ласка, собственноличную подпись поставьте, — обратился он к Якову Калистратовичу.
Холодея душой, Таран выдвинул ящик стола, долго тарахтел в нем всякой всячиной, ища очки. Найдя, надел их на нос, закинув проволочные дужки за уши, стал вовсе на себя непохожим. Беспомощно отвисали его длинные усины. На скулах и подбородке стерней топорщилась буровато-седая волосяная поросль. Он хотел что-то сказать, но волнение перехватило горло. Повздыхал, покхекал, наконец выдавил сипло:
— Где приложить руку?
— Ось тут! — с готовностью показал рогово-темным ногтем рассыльный. — Прощевайте покамест!..
Оляна Саввишна, подойдя к столу, наклонилась низко над запиской, чуть ли не касаясь ее носом, прочла вслух:
«Повестка. Сим извещается громадянин Таран Яков Калистратович, проживающий на втором квартале села, что ему необходимо незамедлительно выехать в районный центр Бердянск для дальнейшего следования по распоряжению. Сбор у сельрады в пять годин утра, перед рассветом».
Прочитав такое длинное послание, Оляна Саввишна даже на стул села, никак не могла отдышаться.
— Фух, хай ему грец! Шо оно такое — ума не приложу… — Волнение мужа теперь передалось и ей.
— То самое и есть!..
— Разжуй мне, бо я никак не возьму в толк, — попросила жена.
— Шо тут жевать? «Для дальнейшего следования по распоряжению…» — подчеркнул он врезавшуюся в воспаленную голову фразу.
Почему-то вспомнилось Якову Калистратовичу и свое неприятие коммуны, и недоброе отношение к колхозу, в который он вступил позже всех, нехотя. Вспомнилось, как в разгар коллективизации его намеревались было раскулачить, но почему-то оставили в покое. В его ушах явственно звучали слова Оляны Саввишны: «Соловки по тебе плачут!» Сама не ведала, что говорила во гневе — вот и накаркала.
Легли спать не вечерявши. Поднялись затемно. Вздыхая и покряхтывая, при тусклом свете семилинейной лампы начали сборы в расчете на самую дальнюю дорогу. Достали из бочонка засоленный окорок, положили в мешок две буханки хлеба. Оляна Саввишна принесла из кладовки тяжелую гирлянду лука. Насыпала из макитры в полотняную тряпочку соли, завязала тряпочку тугим узелком, еще и зубами притянула.
— Кожух возьмешь чи серяк? — спросила нервно позевывающего мужа.
— Мабуть, кожух, — зачем-то перекрестившись, ответил Яков Калистратович.
Видимо, долго бы еще собирались Тараны, если бы не всполошной звяк дверной щеколды.
— Готовы чи нет?
Саввишна, узнав голос затя, даже руками всплеснула от неожиданности.
— Зараз, зараз, Охримчику! Заходь, заходь!
В эту минуту она напоминала Охриму его жену Настю, которая вот с такой же скороговоркой, бывает, суетится возле мужа. И голосом, и жестом Саввишна напоминала свою дочь. «Как сороки-тараторки», — с добрым чувством к ним обеим подумал Охрим.