Каковы переходные стадии и серые зоны между демонизированным феминизмом и инфернальным феминизмом?
Как мы уже видели на многочисленных примерах, существовало постоянное напряженное (и цикличное) взаимодействие между проявлениями инфернального феминизма и демонизацией независимых, сильных женщин и открытых феминисток. Например, в большинстве готических текстов, рассмотренных в главе 4, властные женщины, состоявшие в тесных отношениях с дьяволом (или даже сами являвшиеся ипостасями дьявола), изображены так, что их портреты вполне можно принять за женоненавистнические карикатуры. При этом им позволяется произносить речи в свою защиту с вполне убедительными доводами, так что для читателя это создает те же «проблемы», что порождало и сходное великодушие Мильтона к своему Люциферу. Потому в монологах этих героинь таился серьезный подрывной потенциал. Заметно также, что авторы испытывали определенную симпатию к своим отрицательным персонажам — или, по крайней мере, обнаруживали некоторое тревожное, «неподобающее» любование ими. Такое же отношение мы находим и в ряде декадентских произведений — например, у Вратислава, Мендеса и Пшибышевского, чьи демонические женщины представали своего рода образцами для подражания. Портрет мадам Шантелув, по мнению самого Гюисманса, был написан весьма мрачными красками, но в итоге многие женщины из богемной среды стали охотно отождествлять себя с этой героиней. Прерафаэлиты тоже изображали своих ведьм могущественными, прекрасными и самостоятельными, так что некоторым женщинам эти почти идеализированные образы наверняка казались привлекательными. И все же вряд ли сами художники изначально сознательно желали выставить их в положительном свете.
Люциферианские лесбиянки в стихах Бодлера и Суинберна, как и в романе Мендеса, тоже наделены этой двойственностью. В сочинениях Вивьен тоже присутствуют подобные двусмысленные изображения, однако она явно находила такие образы вдохновляющими и потому сознательно развивала их, причем в феминистском ключе. И именно в этом ключе следует понимать творчество Уорнер, Каллас и других писательниц. Кроме того, они, скорее всего, знали о демонизации феминисток, которая в ту пору происходила преимущественно с использованием образов ведьм и дьявола, и, вероятно, именно это определило их выбор — решение изобразить связь между феминизмом и Сатаной — но только в бунтарском, контрдискурсивном духе. Следовательно, проявления инфернального феминизма можно расценивать как саркастическую пародию на буквальное и фигуральное сближение демонического начала и борьбы за женские права.