Вересов снял очки, достал из кармана платок, наклонил лобастую голову. Что-то трудное мешало ему говорить. Если у Цыбулько не нарушена кроветворная система, значит, препарат спас Старцева? Но с уверенностью это утверждать можно будет лишь через пять лет. Не сегодня, не завтра — только через пять. Отдаленные результаты — вот что дает право на жизнь любому новому виду лечения. Однако я тоже полез в бой, не имея отдаленных результатов по односторонней адреналэктомии. В организме Зайца остались после операции раковые клетки. Не введи Сухоруков золото, он был бы обречен. Не теперь, так через полгода, год… Но он умер теперь. Как утверждает Мельников, от этого самого золота. Я прекрасно знаю, что врачу иногда приходится рисковать не только собой, и все-таки должен осудить право на риск. Сейчас нужно говорить не о частностях, а об общих принципах. Консерватизм?.. Возможно. Но чего стоила бы без этого консерватизма медицина…
— Некоторые наши врачи плохо знают своих больных, больше времени проводят в ординаторских и в комнатах научных сотрудников, чем сидят у постелей своих подопечных. У доктора Всехсвятских больная около месяца дожидалась операции, потому что он не соизволил экстренно запросить пленки и микропрепараты из той больницы, где она раньше лечилась, и все исследования пришлось делать заново. Я уже не говорю о том, в какую копеечку влетело государству содержание больной, хотя и копеечки у нас не валяются и лишних коек нету, я пока о другом. Женщина изнервничалась от бесконечных анализов, потеряла сон, аппетит, ослабла, куда острее перенесла послеоперационный период, чем если бы ее прооперировали через неделю после поступления. Доктор Ярошевич небрежно моет руки перед операциями, коллегам пришлось специально поставить в предоперационной песочные часы: боятся инфекции. Он открывает дверь в палату ногой, брезгает или боится взяться за ручку, пальпирует больных, почти не прикасаясь к ним. Думаете, люди этого не замечают? Это не травмирует их? Я попросил у месткома согласия на увольнение Ярошевича и после завершения работы комиссии буду добиваться его увольнения. Не для того, чтобы отомстить за критику, которая содержится в его заявлении, — считаю поведение Павла Петровича и отношение к работе несовместимыми с высоким званием врача. Кстати, и Всехсвятских, и Ярошевич — сотрудники Сухорукова. Это тоже кое-что говорит как о заведующем отделом, так и обо мне, директоре: долго либеральничали, мало требовали.
Вересов оттянул слишком туго завязанный ворот халата и посмотрел в зал. Серое и непроницаемое, как бетонная стена, лицо Ярошевича. Острый, дергающийся кадык Всехсвятских. Длинные пальцы Сухорукова, сжавшие виски. Настороженный, как у испуганного зверька, взгляд Минаевой…