— Здесь тоже бывают праздники! — упрямо повторил Вересов. — Хотя вы правы: онкология — это пока будни. Не жизнь, а сплошной понедельник. Длинный-длинный понедельник, такой длинный, иногда кажется, жизни не хватит дождаться субботы, воскресенья. — Он встал, прошел по кабинету, сгорбившись и заложив руки за спину. Подвинул стул, сел рядом. — Давайте уж вместе поскулим, а… — Надолго замолчал.
Нину так и подмывало встать и уйти. В конце концов, я имею право распоряжаться собою или нет! О чем говорить? Но оставшееся от студенчества чувство почтения к всезнающим профессорам удерживало ее. Она сидела и смотрела, как на щеке у Николая Александровича подергивается хрупкий белый шрам, она не могла отвести глаза от этого шрама, и Вересов, словно почувствовав, прикоснулся к щеке длинными крепкими пальцами. Нине стало неловко, словно она подглядывала.
— Я ведь тоже не онкологом родился, — наконец сказал он. — Аппендицит, язва… Правда, мне больше доводилось выковыривать осколки, резать, шить, латать… портняжная работа. Без цветов и без аплодисментов. По пятнадцать часов подряд на четырех операционных столах. — Николай Александрович откинулся на спинку стула и посмотрел Нине в глаза. — Полковник Горбачев… У меня был друг, капитан Каменев, мы с ним отступали от Негорелого до самой Москвы. Он умер на операционном столе, потому что растяпа-сестра не приготовила шприц для адреналина. — Он грустно усмехнулся. — Я ее чуть не убил, эту растяпу, а потом женился на ней. Смешно, правда?.. — Достал папиросу, постучал мундштуком о крышку портсигара. — Первый больной, которому вы не смогли помочь… Думаете, у меня не было первого? Меня не ошеломило ощущение своей беспомощности? Увы, пока у каждого онколога, проработавшего два десятка лет, — горьких воспоминаний много. И не надо себя обманывать, если больные умирают не на твоих глазах, а дома, через год, через три… Цена незнания. Не невежества — незнания. Я помню многих своих больных, многих… кому уже не сумел помочь. Те, кому сумел, — они забываются. Порадуешься и забудешь. Встретит, кинется: «Николай Александрович, дорогой…», а ты стоишь и глазами хлопаешь. Зато тех, других… тех помнишь. Потому что ты умер в каждом из них, ты сам. Но они ушли, а ты остался. И носишь в себе этот груз чужих смертей. А что делать? Застрелиться? Уйти в «чистую» хирургию? Но что от этого изменится? Исчезнет рак? Перестанут умирать от злокачественных опухолей люди? Разумеется, с непривычки наша арифметика попахивает цинизмом. Но поверьте, поверьте мне, что это не так. Могу лишь одно сказать: на смену понедельнику придет вторник, придет праздник и на улицу онкологов. Настоящий праздник, как День Победы. Ведь и до Дня Победы были праздники: Подмосковье, Сталинград, Ленинград, Белоруссия… Но самым главным стал праздник Победы. Так и у нас. Уже есть свои маленькие победы. И где-то впереди — большая, полная, окончательная. Но до нее еще надо идти.