О нем заговорили. В институт пришли горькие и гневные письма; читая их, Вересов чуть не получил инфаркт. Звонили из газет, из министерства, позвонил Азема из райкома партии: как вы додумались до такой жестокой подлости, разве вы не знали, что кое-кто уже умер, каково было родственникам читать ваши письма: «Уважаемый Иван Иванович, сообщите, пожалуйста, в институт, как ваше самочувствие…» Только отъезд Вересова на совещание в Москву задержал увольнение Ярошевича, но ничего хорошего от этой отсрочки он уже не ждал.
В трудной и хлопотной жизни у Павла Петровича неожиданно обнаружилась отдушина — Рита Горбачева. Курортная интрижка, затеянная скуки ради, как-то незаметно стала его единственной радостью.
Ярошевич гордился умением подчинять себе женщин. Все, с кем его хоть однажды сводила судьба, служили ему истово и верно, как медсестра Глаша, которая, не задумываясь, пошла на служебный подлог, чтобы выручить его, хотя самой это грозило немалыми неприятностями; служили, ни на что не рассчитывая, ничего не требуя взамен, довольствуясь тем немногим, что он им давал. Рита не составляла исключения. Когда после недолгих ухаживаний она пришла к нему, Павел Петрович понял, что теперь может из нее веревки вить, все равно Рита будет глядеть на него с немым обожанием затуманенными от страсти глазами.
Рита была такой же, как все, и все-таки не такой. В ней не было дремучей безвкусицы Элен, непробиваемой глупости Глаши, пошлости, жадности, истеричности других его приятельниц. С ними можно было спать, но гордиться этим не приходилось. Рита — совсем другое дело. Одурманенная любовью, словно ребенок новой, никогда не виданной игрушкой, и — красивая, элегантная, умная… Приятно поговорить, потанцевать в ресторане, погулять по набережной в пестрой людской толчее, ловя завистливые взгляды молодых пижонов и почтенных отцов семейств.
Это было восхитительное время. Красивая, влюбленная женщина, море, вино, шашлыки по-карски и блаженное ничегонеделанье — о такой жизни он мечтал всю свою жизнь. К концу отпуска Павел Петрович уже твердо решил: женюсь.
— Пойдешь за меня? — спросил он, нисколько не сомневаясь в ответе. — Бросишь своего шикарного полковника ради обычного врача?
У Риты потемнели глаза и вспыхнули щеки.
— Хоть на край света. Зачем ты спрашиваешь? Я ради тебя отца с матерью бросила бы, не только его, ты же знаешь.
Ярошевич самодовольно усмехнулся и ласково потрепал Риту по щеке. Она схватила его руку и прижала к губам.
— Если хочешь, я просто не вернусь к нему, — прошептала она. — Просто не вернусь, и все.