— Ага.
— Ты когда-нибудь видела его в игре?
— А то. У нас много хороших игроков. Они всюду клюшки таскают, даже на мессу. Оставляют их возле церкви, когда входят, а после службы забирают.
— О боже, он ходит к мессе? Прелесть какая!
— Ага. Заняться у нас особо нечем, так что это скорее повод пообщаться и поглазеть на соседей.
Ксанта улыбнулась:
— Ты и правда живешь в девятнадцатом веке.
— Иногда.
— Просто чума. Ладно, мне пока все это нравится! Завтра мы идем в кино. Спрошу его, знает ли он тебя.
— О господи, не надо. В смысле, в лицо мы друг друга знаем, но не знакомы.
— Не сомневаюсь, что он от тебя в восторге. Похоже, у вас очаровательная деревушка.
— Спасибо. Я только... — Я показала в сторону ванной. — Я только схожу пописаю.
— Не обязательно мне это сообщать.
— О чем? — не поняла я.
— О том, что ты идешь писать.
— Ой, извини. Это с похмелья, — сказала я, закрываясь в туалете.
В висках стучало. Руки тряслись. Я вовсе не плачу из-за парня, которого почти не знаю, это просто похмелье, убеждала я себя. Другого и быть не может.
Я могла поехать домой в любое время, но оказалась на станции в час пик. Вагон был набит битком. Жарило, как в печке. Люди понемногу сдавали личное пространство. Руки тянулись к желтым стойкам и поручням, пальцы, плечи, бедра и сумки прижимались друг к другу. С этими незнакомцами я успела пережить больше физических контактов, чем с собственной родней, а поезд еще даже не покинул станцию Коннолли.
Мельком я заметила, как кто-то забрасывает в вагон сумку со спортивным снаряжением, и у меня зашлось сердце — но это был не он. Я позволила себе пофантазировать о том, что произошло бы, окажись это он. Нам пришлось бы поздороваться. Поболтать о том о сем. А может, наши взгляды встретились бы на одну опасную секунду, а потом мы отвели бы глаза, и мир снова встал бы на место. Мы бы молча стояли бок о бок, и я гадала бы, слышит ли он биение моего сердца, чувствует ли такую же умопомрачительную щекотку в голове.
Хорошо одетая женщина в сапогах до колен влетела в вагон и стала проталкиваться к местам для инвалидов.
— Я беременна, — объявила она.
Не сомневаюсь, что все подумали одно и то же: не так уж она и беременна. В конце концов, она же на каблуках. Скорее всего, пассажиры нашего вагона услышали эту новость раньше, чем большинство ее родни и друзей.
Мне стало жаль трех пенсионеров и мужчину, рядом с которым стояли костыли. Женщина за семьдесят уступила место. Самопровозглашенная беременная уселась, закинула ногу на ногу и достала журнал. Я заметила, что какой-то лысый мужчина неодобрительно цокает и качает головой. Он поймал мой взгляд, и я отвела глаза. Я на горьком опыте научилась не вступать в разговоры с незнакомыми ворчунами.