Большой резонанс в обществе вызвали временные правила против евреев (май 1882 г.), согласно которым им запрещалось селиться, иметь недвижимое имущество вне городов и местечек, а также торговать в воскресные дни и христианские праздники. В ответ на просьбу делегации еврейской общественности отменить ограничения Игнатьев заявил, что евреи должны заняться общественно-полезным трудом и бросить виноторговлю и ростовщичество[578]. Националистические и шовинистические нотки вообще присутствовали в натуре Игнатьева, негативно относившегося не только к евреям, но и к полякам. Однако если раньше это проявлялось на бытовом уровне, то теперь – на уровне государственной политики. Одной из причин служило то, что евреев и поляков было много в рядах революционеров, с которыми Игнатьев боролся еще в бытность его в Константинополе, а теперь в России.
Временные правила ударили в основном по еврейской бедноте, не занимавшейся ни виноторговлей, ни ростовщичеством. Часть еврейского населения стала пополнять ряды революционеров и эмигрантов. В то же время правила вкупе с другими репрессивными актами подорвали репутацию Игнатьева в обществе. Крайних консерваторов, таких как К. П. Победоносцев, М. Н. Катков и других он, наоборот, оттолкнул своими либеральными проектами. Политика Игнатьева была, таким образом, двойственной. Он стремился предотвратить революционизацию общества как либеральными мерами, так и усилением репрессий.
Положение Игнатьева не было прочным. Как писал он, его представления в Государственный совет и другие правительственные учреждения всегда встречались с недоверием. «Я был слишком чужд бюрократического мира и разделял со всеми чисто русскими людьми предубеждения к плодотворности чисто канцелярской, чиновничьей работы»[579]. Вокруг него создалась атмосфера недоброжелательства. Лишь славянофилы оставались его верными союзниками.
Весной 1882 г. Игнатьев выдвинул проект созыва Земского собора. Собственно говоря, эта идея разделялась им и раньше. Почерпнута она была у славянофилов, а также частично являлась плодом убеждения и самого Игнатьева о непригодности для России парламентаризма по типу европейских стран. Мнение «земли», народа Игнатьев считал серьезной антиреволюционной силой. В идее Земского собора он видел воплощение соединения монарха и народа. Не раз он высказывал это Александру II и Лорис-Меликову. Став министром, он решил реализовать свой проект.
Толчком к этому послужило письмо И. С. Аксакова Игнатьеву от 10 января 1882 г. В нем маститый славянофил противопоставлял либералам и конституционалистам созыв «Земщины» – выборного от всех сословий Земского собора, на который царь может опереться в своей политике