описывает триумфальную встречу Игнатьева в Софии. Мы приводим отрывок из этого письма, чтобы показать отношение к Игнатьеву болгарского населения и ту атмосферу, которая царила в Болгарии в дни празднования 25-летия Шипкинского сражения.
«Граф Игнатьев выехал сегодня после 4-х дневного пребывания в Софии. Прием, оказанный ему по пути от Шипки досюда, был более чем блестящ. Болгары захотели доказать ему, что они не забыли его великих заслуг в деле подготовления к их освобождению, и, кроме того, обе столицы – Пловдив и София, лишенные счастья принять нашего великого князя, сочли долгом выказать свои чувства преданности государю императору и России через посредство маститого сановника, имя которого неразлучно с Сан-Стефанским договором.
Здесь все улицы и дома были украшены русскими и болгарскими флагами. От вокзала до здания вверенного мне дипломатического агентства, где граф и графиня Игнатьевы остановились, народ стоял шпалерами, ученики и ученицы с флагами и цветами, триумфальные арки, вечером иллюминация и факельное шествие, одним словом, полное торжество, и десятки и десятки депутаций от разных городов, цехов, общин с поздравлениями и подношениями целый день являлись к моему гостю.
В честь графа и графини Игнатьевых были даны парадные обеды у меня в присутствии князя[600], во дворце, у министра-председателя и в “Славянской беседе”, где софийцы, поднесшие графу диплом на почетное гражданство, его чествовали.
Речи, конечно, следовали одна за другой без конца, и сотни людей, принадлежащих ко всем политическим партиям, пребывали у Николая Павловича. Все, что он услышал, было так разнообразно и нередко наивно нелепо, что ни он мне, ни я вашему сиятельству не можем передать ничего положительно стоящего внимания, но в общем сильно чувствовалась живая нота благодарности и любви к России и новых надежд на нее, на вторую помощь в македонском деле. И граф Игнатьев с обычным своим красноречием отвечал им всем в разных словах, но в одном и том же тоне, а именно, что Россия всегда будет поддерживать Болгарию, пока она разумно и сильно будет идти по пути мирного внутреннего развития, но что те, которые хотят поднять несвоевременные вопросы, только портят дело и действуют непатриотически и неблагодарно против самой Болгарии, приютившей столько македонцев. Следует ждать терпеливо и не шуметь, ибо из-за одного шума дела уже пошли хуже, а из-за македонцев, которым окончательно пропасть не дадут, не следует рисковать будущностью самой свободной Болгарии»[601].
Итак, творец Сан-Стефанской Болгарии признал несвоевременность решения македонского вопроса в пользу болгар. По сути дела, Игнатьев озвучивал позицию российского МИД, опасавшегося нового взрыва борьбы на Балканах и борьбы не только против Турции, но и претендующих на Македонию стран – Греции и Сербии. Кто знает, искренними ли были слова Игнатьева или в глубине души он оставался верным своим прежним убеждениям? Представляется, что он не кривил душой, ибо и Болгария была не та, которую он стремился построить, и ситуация на Балканах также много сложнее, чем раньше. Освободившиеся страны стали соперничать друг с другом. Во всяком случае, позиция Игнатьева была реалистической. Характерно, что болгарские авторы по-иному передают смысл речей Игнатьева. Так, в своей статье, посвященной пребыванию Игнатьева в Софии, Г. И. Капчев сообщал, что граф публично заявил, что пока он будет жив, то будет трудиться над осуществлением своего идеала – Сан-Стефанской Болгарии