Вильгельм выглянул.
Внизу стоял чечен и стрелял в дуб. Он его заметил. Он хотел снять его с дуба спокойно и безопасно, как птицу.
Вильгельм ощупал пояс, за поясом был один пистолет.
Он прицелился.
Рука его дрожала.
Выстрел — промах, еще один выстрел — снова промах. Надо стрелять медленно. Вильгельм почувствовал тоску.
Сидеть в дупле и ждать смерти!
Он еще раз прицелился и снова выстрелил. Чечен закричал, схватился за ногу и быстро приложился. Вильгельм нагнул голову. Пуля вонзилась в дупло над самой его головой. У него оставался один заряд.
Грибоедов скакал долго. Никого не было. Он подумал, повернул коня и поскакал по самой опасной дороге, вдоль обрыва. Было уже очень темно.
«Убежал, убежал, отчаянная голова, — почти плакал он. — Хочет в Грецию попасть — попадет в плен, насидится в подвале. Эх, Вильгельм, донкихот, франт ты милый…»
Конь захрапел и шарахнулся. Поперек дороги лежал труп коня. Грибоедову вдруг стало страшно. Машинально он повернул коня и поскакал назад. Потом его желтое лицо порозовело. Он со злостью дернул поводья и снова поскакал вперед. Доехал до павшей лошади, спешился и подошел к ней. Похвисневский жеребец. Стало быть, Вильгельм… где же Вильгельм? Он дошел до обрыва и посмотрел вниз — убит, сброшен в пропасть? Он растерянно смотрел в темноту, ничего не было видно. Над самой его головой раздался стон.
— Это еще что такое? Кто здесь? — закричал Грибоедов, и опять ему стало страшно.
Кто-то опять застонал. Стон шел с дерева. Грибоедов взвел курок и подошел к дубу.
— Кто здесь? — закричал он.
— Будьте добры, помогите мне выйти из дупла, — сказал голос.
— Что за чертовщина, — сказал Грибоедов. — Это ты, Вильгельм?
— Александр, — обрадовался в дупле голос.
Грибоедов вдруг начал хохотать. Он никак не мог сдержать смеха.
— Что же ты в дупло забрался, милый?
В дупле тоже раздался смешок, очень слабый.
— Я отстреливался.
Потом, немного погодя:
— У меня, кажется, нога сломана.
Грибоедов стал серьезен. Он полез по веткам и стал спиною к дуплу.
— Садись ко мне на крюкиши.
Он выволок Вильгельма. Тут он заметил, как тот бледен и слаб. Он усадил его на коня.
— А кто же в тебя стрелял? Где он?
Вильгельм показал на пропасть.
Пришлось пролежать недели три в постели. Александр ухаживал за ним нежно. Был у него раза два Ермолов, но сидел мало и хмурился. Шутки не удавались, и Вильгельм как-то сразу ощутил, что Ермолов перестал быть героем его воображения.
Раз Грибов доложил:
— Николай Николаевич Похвиснев.
Грибоедов спокойно повернул голову и сказал, не вставая:
— Вильгельм Карлович принять господина Похвиснева сейчас не может.