Еще 30 тысяч лет спустя, после того как история вошла в авторефлексивное состояние, в Передней Азии грянул ее следующий слом – неолитическая революция. Переход от охоты и собирательства к земледелию и разведению домашнего скота подразумевал, что poiesis перестал удовлетворять человека, нашедшего теперь средства, с помощью которых он опрокинул субъективированно-эстетическое время во внешнюю действительность, в praxis, в природу, воскресающую с прибытком в урожае и приплоде, даваемом прирученными животными. Poiesis остался в прошлом в качестве мифофантазии о порождении всего, ибо всё, доступное восприятию (не только земля, но и небо), и сделалось местом людских действий, вписанных в природную производительность. История раскалывалась на время чудесного генезиса и бытийное время «вечного возвращения», отелеснивавшееся в обрядах сезонного (космического) и экзистенциального (rites de passage) характера. Составленная из двух слагаемых, из того, что лишь мыслится (как абсолютное начало), и того, что есть, история принуждается в своей связности к логическому выведению настоящего из прошлого (например, социокультуры из природы – в верованиях племенного союза о тотемистических предках). Раз головное и уникальное (мифическое миротворение) претворяется в реальное и универсальное (в вечную, себя воссоздающую бытийность), история результируется отныне в возведении развитой социокультуры, грандиозного хозяйства – равно и символического, и натурального. Неолитическая революция развязывает логоисторию, которую мы – mutatis mutandis – и продолжаем.
Повторение действий, совершаемое в обрядах, в свой черед согласованных с циклическим временем мироздания, неисчерпаемо, ему ничто не мешает извне. Причину, втянувшую мифоритуальное общество в трансформации, нужно искать в нем самом. Она состояла в том, что смысл (Логос) в качестве учредителя бытийности, т. е. в своей омнипотенции, претендовал на то, чтобы стать автономным, само-бытным. Такому, тождественному себе, смыслу надлежало передвинуться из времени Творения, откуда он управлял настоящим, в будущее, в которое настоящее устремлялось. Только в еще не наступившем времени смысл и может быть безупречно самодостаточным. Пять тысячелетий тому назад обожествленные цари Двуречья и Древнего Египта, предназначая себя грядущему бессмертию, переориентировали заупокойный культ футурологически. С этого момента история дополняет цикличность линейностью – поступательным движением, ведущим в область, принципиально отличную от наблюдаемого здесь и сейчас.