«Было бы что напрягать, да, Никита? Но напрягать нечего, признай. Твой мозг извилинами не блещет, он ровный, как шар для боулинга. Странно, что там нашлось хоть немного места для меня. Везение, не иначе. Ну да чёрт с ним, с мозгом, какой есть, такой есть, другого не будет, переходим к делу. Росс готов поверить, потому что дядька умный. В отличие от тебя, заметь. Чтобы поверил, тебе нужно сказать следующее: полковник Синицын, когда ты очнулся, сказал, что путешествие закончено, Володь, можешь рассказывать всё, от меня у тебя не должно быть секретов. Но ты не смог ничего рассказать, потому что рассказывать было нечего. Память, её не стало. Стёрли, словно опухоль вырезали, при этом ничего другого не задев. Говори это Россу слово в слово, Ермаков. И как-нибудь поблагодари за то, что он умер в несуществующем будущем, благодаря этому у нас есть его воспоминания».
Мысленно послав вторую личность туда, куда обычно посылают всех, кто ведёт себя неправильно, я чётко повторил:
— Полковник Синицын, когда ты очнулся, сказал так: путешествие закончено, Володь, можешь рассказывать всё, от меня у тебя не должно быть секретов. Ты не смог ничего сказать, потому что рассказывать было нечего. Память, её не стало. Стёрли, словно опухоль вырезали, при этом ничего другого не задев.
Невозмутимость не покинула лицо дяди Вовы. Глядя на дорогу, он сказал:
— Мы подъезжаем к промзоне. Будем минуты через три. Пока молчи, не сбивай меня с мыслей. И считай, что у тебя почти получилось убедить. Разберусь с предателем, тогда и решу, что делать с тобой.
Почти — не то, что я хотел бы услышать, но надеюсь, что зерно веры уже посажено и стремительно всходит. Михаил Устюгов, сливальщик, должен стать удобрением, которое даст ему стремительный рост. Уверен, что минут через двадцать-тридцать дядя Вова будет менять все планы. Главное, чтобы не поменял место отправления. Других порталов и даром не надо, потому что тот, через который уже выходил, проверен на сто процентов и ведёт в нужную точку материка. Я не собирался кардинально менять будущее, его нужно только немного подкорректировать.
«Надо бы добить родственничка, Ермаков. Скажи ему следующее: Кира ушла в три ночи. Ты сделал вид, что спишь, потому что сил попрощаться не было. Дверь закрылась, и слёзы хлынули из глаз. Больше вы не виделись, хоть это и не было проблемой при твоих возможностях. С тех пор прошло больше двадцати лет, но чувства к ней по-прежнему бушуют в твоём сердце. Ты любишь её, но не можешь признаться в этом самому себе».
Нет, я не хочу этого говорить, потому что информация слишком личная. Ты меня слышишь, Основа?