– Что вы… Я бы вам больше пятидесяти пяти не дала, – я отвечала, потому что женщине очень требовалась поддержка.
В этот момент директорская дверь открылась, и я в страхе подскочила на ноги. Только бы начальник не начал на ее вопрос отвечать, используя притом мое имя – мне тогда не жить. Весь офис так же, как скидывался на мою премию, не поскупится скинуться и на киллера для меня.
Но шеф остановился перед столом и привычно пригвоздил женщину к полу взглядом. Заговорил спокойно и как будто даже подбирал слова:
– Добрый день…
– Елизавета Николаевна, – подсказала я ему в спину.
– Добрый день, Елизавета Николаевна. Вы опять не работаете? Не слишком ли часто вы не работаете на работе? – он расслышал мою подсказку и послушно добавил: – Уважаемая.
Меня немного ободрило его стремление соблюдать правила общения, потому я разошлась, и он вторил мне своим спокойным и уверенным голосом:
– Дело в том, что вы прекрасный специалист, Елизавета Николаевна, которого я очень ценю. И с которого, безусловно, берут пример остальные.
Главбух наверняка мои шепотки слышала, но все равно опешила от такого речевого оборота, которого от нашего нелюбимого босса уж точно не ожидала:
– Григорий Алексеевич, вы… в порядке?
– Безусловно! – ответил он после того, как выслушал мою версию на этот счет – мол, «когда вы меня вообще в порядке видели?». И далее продолжил сам, тем самым демонстрируя, что действительно способен быстро обучаться: – С такими специалистами и я, и вся компания благоденствует. Спасибо за ваш вклад в дело, Елизавета Николаевна. Но все-таки будьте любезны вернуться к работе, чтобы так все и продолжалось.
– Я… я… конечно! – она вообще позабыла русский язык. – Извините! Больше такого не повторится!
– Что вы, уважаемая, – отмахнулся он, будто отпуская ее восвояси царственным жестом, и повернулся ко мне. Произнес на той же фальшивой ноте: – Хорошая работа, уборщица, я посмотрел документ. Но буду благодарен, если ты распечатаешь его еще в трех экземплярах.
– Ноу проблем, Григорий Алексеевич, – ответила я, стряхнув оцепенение. – А после такой просьбы хоть от руки перепишу, в четырех экземплярах!
– Не надо от руки, – остановил он порыв. – Настолько дерьмового почерка я за всю свою жизнь не видел.
– Григорий Алексеевич, – упрекнула я – уже больше по инерции.
– Слово «дерьмо» тоже нельзя? – он вскинул темные брови. – А как же я буду разговаривать теперь в ресторане?.. Ладно, уборщица. Твоя каллиграфия заставляет мои глаза кровоточить. Воспользуйся принтером, исключительно из милосердия. Да, так действительно звучит лучше! Благодарю.