Поиск беглеца на трассе Москва — Горький в обе стороны результатов не дал. Он как в воду канул. Для меня Угорь исчез в четвертый раз. И встала дилемма: говорить или не говорить о моих «встречах» с Угрем ранее — в Ленинграде, Тбилиси, на Севере?
Я рассуждал так: в это время было известно, что подозрительность в органах еще не изжита полностью. Хотя КГБ был новой организацией, но он существовал всего несколько лет. Подозрительность все еще как ржавый гвоздь сидела в душах многих сотрудников, особенно в кадровом аппарате.
В этой связи мне представлялось, что в бумагах по поводу событий в школе с Чужаком будет фигурировать мое имя. О том, что будут беседы по этому поводу, я не сомневался. Так оно и случилось. В то же время я уже давал показания в отношении Угря во всех трех случаях «общения» с ним. Если мои командиры сочтут нужным, то со мной переговорят.
На сердце же было тошно: уже в четвертый раз Угорь ускользнул. В эти дни тревога не покидала меня — я ждал вызова, но его не было. Постепенно все вернулось «на круги своя». Учеба пошла своим ходом.
Прошло много месяцев, прежде чем мы сдали экзамены и выпустились из школы, которую по имени генерала Гриднева, ее начальника, мы прозвали «Гридневкой». Со сдачей экзаменов уходил в прошлое значительный отрезок моей жизни: я покидал школу, имея направление во внешнюю разведку, точнее — в научно-техническую разведку.
В первых числах сентября шестьдесят первого года я поднялся на восьмой этаж штаб-квартиры внешней разведки комитета госбезопасности на Дзержинской площади в качестве постоянного сотрудника отдела, известного как научно-техническая разведка, сокращенно НТР.
Здание на Дзержинке, в годы революции Лубянской площади, занимало несколько управлений КГБ: первое — разведка, второе — контрразведка, третье — военная контрразведка и так далее. Разведка занимала основную часть здания, точнее его новой части. Переход из корпуса в корпус контролировался службой внутренней охраны. Правда, приоритет прохода в другие подразделения КГБ принадлежал разведке — первому главку, как в обиходе называли ПГУ.
В штабе научно-технической разведки
Мою душу распирала гордость от принадлежности к разведке, к людям, профессия которых насчитывала не одно тысячелетие и входила в три-четыре главных почитаемых по полезности занятий в древности.
Отдел НТР занимал несколько десятков комнат. В них размещались все направления разведработы НТР, которые сводились к добыванию информации, естественно секретной, о тенденциях в развитии и новых достижениях науки и техники на Западе, о технологиях производства и образцов, — все это в первую очередь в интересах обороны.