Где-то ближе к десяти часам утра раздался телефонный звонок. В ответ на мое «Бодров слушает» в трубке прозвучал голос мало знакомого мне сотрудника, который работал под прикрытием Минвнешторга:
— Максим Алексеевич, мне нужно переговорить с вами в отношении одного человека, который мне встретился совсем недавно. Ну, там, за рубежом…
Коллега только что вернулся из Рио-де-Жанейро, где проходила промышленная выставка с участием Советского Союза. Справка о работе со связями у меня лежала в сейфе, но в архиве я еще не поработал.
— Владимир Иванович, завтра к вечеру жду вас для беседы. Вас это время устроит?
Получив согласие опытного чекиста на встречу со мной, я ринулся в архив, предварительно написав заявку на одного из заслуживающих внимания иностранцев из справки Владимира Ивановича. В заявке указывалась на русском и латинскими буквами фамилия, имя и отчество иностранца, которого про себя я уже назвал «Эмигрант». Назвать его так мне давало право его прошлое, которое было связано с Советским Союзом.
И вот я снова в архиве. Я погрузился в дело из тридцатых годов, когда начались преследования людей из Коминтерна. Сотни их были выдворены за пределы СССР, где они нашли свою вторую родину. Многие оказались в концлагерях ГУЛАГа. По линии отца Эмигрант был латышом. В одну ненастную ночь его с женой и дочерью отвезли к финской границе и выставили за рубеж. Обвинение было стандартным: связь коммуниста-латыша с «врагами народа». Шел трагический тридцать седьмой год, когда судебные процессы сменяли один другой.
Из справки о нем, подготовленной моим коллегой из Минвнешторга, я знал, что Эмигрант сам нашел разведчика и предложил регулярно передавать ноу-хау на процессы нефтепереработки.
На другой день мы — Владимир Иванович и я, обсуждали возможности работы с Эмигрантом. Заручившись моим согласием называть меня просто Максим, коллега поведал мне следующее.
— Понимаешь, Максим, — говорил он, — я ему поверил сразу. Ты бы посмотрел в его глаза… Они светились неподдельной радостью от встречи с советским человеком.
— А безопасность? — по-книжному бросил я. — Может быть, он в обиде на советскую власть за обращение с ним в тридцатых годах?
— Конечно, он этот период вспомнил, но и говорил другое: если бы не отъезд из Союза, его могли бы просто отправить за колючую проволоку. В Бразилии он стал бизнесменом, развернул свое дело и весьма доходное. Пережил войну…
— Вот это-то спокойствие и сытость настораживают! — не сдавался я. — Почему воспылал он желанием иметь с нами контакт?
Коллега спокойно парировал, чувствуя свое превосходство как человек, который лично видел, знал и изучал Эмигранта. Уверенность сквозила в каждом слове коллеги: он был оттуда, с поля боя разведки.