— Советский Союз он считает своей духовной родиной. Он уже давно вне компартии, но относит время революционных перемен в России к лучшим годам в своей жизни. Для нас — это уже немало.
Руководство отдела поддержало предложение группы «химия» о работе с Эмигрантом с позиции «точки» в Рио. Этот источник регулярно передавал нам объемистые материалы из секретных сейфов американских фирм, среди которых были две из семи сестер — транснациональных корпораций в области нефти и химии. Информация шла в фотопленках, которые я просматривал и составлял описи по каждой фирме отдельно: «Стандарт ойл» и «Шелл». Затем пленки поступали в министерство либо химии, либо нефтепереработки. Делал эту всю работу Эмигрант безвозмездно.
Из работы с этим источником информации я понял, что личное впечатление о человеке может играть решающую роль в момент принятия ответственного решения о начале работы с ним.
Рядом с «атомными» разведчиками
История «атомного шпионажа» волновала меня. Я ходил рядом с людьми, которые своими руками совершили подвиг — добыли секреты по «манхэттенскому проекту» американцев. Один из моих коллег по НТР говорил о том, чтó он вычитал из публикаций на Западе, а я пытался понять, почему его возмущает стыдливое отрицание советской стороной участия нашей разведки в похищении секретов создания американской атомной бомбы.
— Максим, в Америке в судебном порядке уже доказано такое участие, и «воробьи всего мира уже чирикают» о роли разведки Страны Советов в создании отечественной атомной бомбы…
Действительно, к этому времени мы уже имели и атомную и водородную бомбы. Причем и та и другая собственной оригинальной конструкции. Постепенно я узнавал от моих коллег о роли нашей разведки в этом деле и участии в нем, в этой беспрецедентной акции, нашего начальника Леонида Романовича, его помощника Владимира Борисовича и затем пришедшего в отдел Анатолия Антоновича (это они стали в далеком будущем Героями России).
Как-то я рискнул обратиться за разъяснениями по этому вопросу к Владимиру Борисовичу. Реакция была, как мне показалось, неадекватная моему скромному вопросу.
— Придет время — узнаете, а пока не лезьте с этими вопросами ни к кому. Здесь не просто секретность, а судьбы многих людей, живущих еще там, за рубежом.
Видно было, что я здорово рассердил моего старшего коллегу. И тем не менее я задал еще один вопрос, который, как мне представлялось, реабилитировал мое стремление познать особенности «дела по атомному шпионажу».
— Владимир Борисович, но ведь на суде над Розенбергами многое было вскрыто из того, что было связано с этими делами… Вот и мой интерес не случаен: я понимаю причастность нашей страны к атомным секретам — как визитная карточка НТР, ее потенциальные возможности.