– О нет. Туда вам нельзя, – сказал он.
– Почему нет? – спросила Майя.
– Потому что, – ответил он. – Но вы можете обойти дом и заглянуть в окна.
Так мы и сделали. Обошли здание по периметру, рассматривали его разрушающиеся стены, его грязные разбитые окна, растрескавшиеся деревянные балки, отвалившуюся плитку ванных комнат. Бильярдные столы, которые почему-то никто не унес за шесть прошедших лет: их зеленое сукно светилось, как драгоценный камень, в этих потемневших и грязных комнатах. Увидели бассейн без воды, полный сухих листьев, кусков коры и веток, принесенных ветром. Гараж, где ржавела коллекция антикварных автомобилей, их облупившуюся краску, разбитые фары, продавленные сиденья, из которых в беспорядке торчали пружины; мы вспомнили, что, по легенде, один из них, «понтиак», когда-то принадлежал Аль Капоне, а другой, тоже по легенде, Бонни и Клайду. Мы увидели автомобиль, который был совсем не роскошным, а простым и дешевым, но его ценность не вызывала сомнений: знаменитый «Рено-4», на котором молодой Пабло Эскобар участвовал в местных гонках как начинающий пилот задолго до того, как кокаин стал источником его богатства.
Это любительское ралли называлось «Кубок Рено-4», и в репортаже о нем имя Эскобара впервые появилось в колумбийской прессе задолго до новостей о самолетах с кокаином, бомбах и споров о его экстрадиции. Он был начинающим гонщиком, молодой провинциал из страны третьего мира, который обратил на себя внимание чем-то совсем далеким от зарождающейся торговли наркотиками. И вот перед нами стояла его машина, сломанная, заброшенная, постаревшая, с облупившейся краской и проржавевшей обшивкой – мертвое животное, шкуру которого съели черви.
Но, пожалуй, самым странным было то, что мы разглядывали все это молча. Мы часто переглядывались, но не сказали друг другу ни слова, если не считать иногда срывавшихся с языка междометий и ругательств; наверное, потому что все, что мы видели, вызывало у нас разные воспоминания и разные страхи, и нам казалось бестактным и даже, возможно, опрометчивым вторгаться в прошлое друг друга.
Потому что это оно и было перед нами, наше общее прошлое, невидимое, как ржавчина, которая разъ-едала изнутри дверцы машин, колеса, крылья, панели приборов и рули.
Былая жизнь имения нас занимала не слишком: все, что здесь когда-то творилось, – погубленные жизни, шумные вечеринки и преступления, которые здесь замышлялись, – все это отошло на второй план. Мы, не сговариваясь, решили, что увиденного с нас хватит, и двинулись к ниссану. Майя взяла меня под руку, как это делали женщины в прежние времена, и в анахронизме ее жеста была неожиданная, хотя и ничего не обещавшая интимность.