Я вспотел. Открыл окно, чтобы купить у уличного торговца банку пива, которая медленно грелась в ящике со льдом, и мои темные очки сразу запотели от жары. Но больше всего раздражал пот. Я мог думать только о порах своего тела.
Только после полудня я добрался до места. После почти полуторачасовой пробки в Гуариносито (грузовик со сломанной осью фатален для дороги с двумя полосами и без обочин) вдалеке выросли скалы; я въехал в район животноводческих асьенд и увидел маленькую сельскую школу, которой там и полагалось быть по описанию, проехал указанное мне расстояние мимо большой белой трубы вдоль дороги и повернул направо к реке Магдалене. Миновал металлическую конструкцию, на которой когда-то висел рекламный баннер и которая теперь издали напоминала что-то вроде большого брошенного корсета, (несколько ястребов наблюдали за окрестностями с ее перекладин); проехал мимо водопоя, где две коровы пили, плотно прижавшись, мешая друг другу и толкаясь под навесом с тонкой алюминиевой крышей, которая прикрывала их от солнца.
Еще метров через триста на грунтовой дороге резвилась детвора без рубашек, они кричали, смеялись друг над другом и поднимали облака пыли. Один из них взмахнул маленькой коричневой рукой с оттопыренным большим пальцем. Я прижался к обочине, остановился; теперь я снова ощутил на лице и теле дыхание полуденной жары, влажность и запахи. Мальчик заговорил первым:
– Подбросите меня, сеньор?
– Я еду в Лас-Акасиас, – ответил я. – Если знаете, где это, могу подвезти.
– Нет, это мне не подходит, сеньор, – сказал мальчик, ни на секунду не переставая улыбаться. – Вам нужно повернуть вон туда, видите? Эта собака оттуда. Не бойтесь, она не кусается.
Это была старая черная немецкая овчарка с белым пятном на хвосте. Она заметила меня, насторожила уши и осмотрела безо всякого интереса; потом сделала пару кругов под манговым деревом, прижав нос к земле, а хвост – к ребрам, как щетку для пыли; наконец улеглась под деревом и принялась лизать лапу. Мне стало ее жалко: ее шкура была придумана не для этого климата.
Я проехал еще немного под деревьями, густые кроны которых не пропускали света, и оказался перед воротами с прочными столбами и деревянной перекладиной с вывеской, которую, казалось, только что покрыли мастикой для мебели; на ней было выжжено скучное и невыразительное название асьенды. Мне пришлось выйти из машины, чтобы открыть ворота, их щеколда, казалось, заржавела еще в допотопные времена; я проехал еще довольно долго по дороге, пролегавшей прямо по полю, деля его пополам гребнем жесткой травы; наконец за столбом, на котором отдыхал маленький ястреб, я увидел одноэтажный дом белого цвета.