– Я воспользовался этим, Елена, клянусь, – говорил он. – Я хорошо учился, я был прилежным учеником.
Дед всегда говорил, что из него выйдет толк. Его учителями были ветераны войны с Перу и те, кто летал в Корее и заслужил награды у американцев, по крайней мере, так они говорили. И все считали, что у этого парня редкий талант, золотые руки, а самое главное – его уважают самолеты. А самолеты не ошибаются никогда.
– И так до сегодняшнего дня, – сказал Лаверде. – Отца это бесит, но у меня уже сотня часов налета, я уже хозяин собственной жизни. Он целыми днями угадывает будущее, но это будущее других людей, Елена. О моем будущем отец ничего не знает, его формулы и статистика не рассказывают ему об этом. Я потратил много времени, но только недавно понял, как моя жизнь связана со шрамом на лице отца, как авария в Санта-Ане связана с тем, кто стоит сейчас перед тобой – внуком героя, которого ждут великие дела. Мне не нужна жизнь посредственности, Елена Фритц. Я ничего не боюсь, я верну в авиацию имя Лаверде. Я буду лучше капитана Абадии, и моя семья будет мной гордиться. Я уйду из этого дома, где все переживают каждый раз, когда кто-то приглашает нас на обед, потому что нам придется ответить тем же. Я не хочу каждое утро считать гроши, как моя мама. Мне не нужно будет сдавать комнату гринго, чтобы накормить семью, прости, если обидел, я не хотел. Ничего не поделаешь, Елена Фритц, я внук героя и рожден для другого. Да, для великих дел, только так. Нравится это кому-то или нет.
Они спускались по канатной дороге, как и поднялись. Смеркалось; небо над Боготой превратилось в огромное фиолетовое одеяло. Внизу, на каменных ступенях длинной лестницы, виднелись паломники, которые поднимались или спускались с горы пешком, похожие на разноцветные канцелярские кнопки.
– Какой странный город, – сказала Элейн Фритц. – Стоит на секунду закрыть глаза, а открываешь – уже темно.
Налетел порыв ветра, кабинка затряслась, но в этот раз туристы не закричали. Было холодно. Ветер что-то прошептал, споткнувшись о кабинку. Элейн обняла Рикардо Лаверде, который стоял, прижавшись к поручням у окна; внезапно стало темно. На фоне неба черным на черном вырисовывались силуэты голов пассажиров. Она чувствовала дыхание Рикардо – от него пахло табаком и чистой водой – и там, проплывая над восточными холмами, глядя, как зажигаются в ночи огни города, Элейн мечтала, чтобы эта кабинка никогда никуда не доехала. Она впервые подумала, что, возможно, смогла бы жить в этой стране. По большому счету, думала она, здесь все еще только начинается, страна только ищет свое место в мире, и ей захотелось стать частью этих поисков.