Как же так? Ведь об этой женщине рассказано в стольких книгах. К тому же про неё сняты фильмы и поставлены пьесы, ей посвящаются выставки и научные форумы, её черты продолжают вдохновлять художников и скульпторов. Всё верно. Однако вопрос о том, какой же в действительности была Великая княгиня Елизавета Фёдоровна, так и не прояснился в должной мере. Парадоксально? Нет, просто здесь вступают в силу определённые факторы и обстоятельства, которые, видимо, неизбежны и которые требуют комментариев до того, как мы начнём своё повествование.
В ноябре 1981 года Архиерейский собор Русской Православной Церкви заграницей прославил Елизавету Фёдоровну вместе с Царской семьёй и другими новомучениками в лике святых. Событие стало эпохальным, знаковым. Оно открыло дорогу к необходимому покаянию, давая возможность для осмысления того, что случилось с Россией, для её духовного возрождения. И на этом пути образу Великой княгини Елизаветы предстояло стать одним из главных ориентиров. Не ошибся, написавший о ней ещё в середине двадцатых годов XX века архиепископ Анастасий (Грибановский), живший тогда в эмиграции: «Вместе со всеми другими страдальцами за Русскую землю она явилась одновременно и искуплением прежней России и основанием грядущей, которая воздвигнется на костях новых мучеников. Такие образы имеют непреходящее значение: их удел вечная память и на земле и на небе. Не напрасно народный голос ещё при жизни нарёк её святой».
В 1992 году Елизавета Фёдоровна была канонизирована в России. Её жизнь и подвиг начали постепенно раскрываться на страницах книг, издававшихся в нашей стране, хотя «первой ласточкой» оказалась работа, созданная несколько раньше за границей (в 1988 году) уроженкой семьи эмигрантов Любовью Петровной Миллер. Этот серьёзный труд, основанный на мемуарах современников Великой княгини и на её письмах в Англию, имеет популярность и до сих пор. Однако в последовавшей затем литературе по данному вопросу начала прослеживаться одна характерная черта — о Великой княгине писали, прежде всего, как о святой, делая упор на её подвижничество.
Разумеется, такой подход не только правомерен, но и в некоторых случаях необходим. Вместе с тем правила и каноны «житийных» текстов иногда приписывают Елизавете Фёдоровне какую-то изначальную предопределённость святости, утверждая, что чуть ли не с самого раннего детства она проявляла черты будущего избранничества, а потом тяготилась светской жизнью, постоянно ища в сфере духовности выход из чуждого ей положения. Реальные же факты говорят совсем о другом. Но в них нет ни малейшего принижения её образа — путь к Небесному венцу бывает разным, а время и обстоятельства вступления на него не меняют самой сути произошедшего.