Перед арестом старлея и в самом деле собирались перевести на Дальний Восток, понимая, что он совершенно зарвался. На службе Александр вел себя смирно, но уже все сотрудники НИИ знали — он пьет по-черному в нерабочее время, гуляет так, что пыль до небес.
Именно этот разгул и стал причиной плотной разработки Петрова контрразведчиками. Взяли его вовремя…
— Петр Анатольевич, можно? — заглянул в кабинет Григорьев. — Разрешите обратиться к полковнику Ермилову? — Когда Плотников кивнул, Вадим сказал: — Олег Константиныч, вас вызывают по спецсвязи, — и добавил многозначительно: — Из Болгарии.
— Доложишь, когда переговоришь, — Петр Анатольевич посмотрел на Вадима недовольно. — Оба зайдете. И нечего смотреть на часы! — заметил он робкое поползновение Григорьева. — У нас ненормированный рабочий день.
…Олег сразу узнал голос Лавренева, оглушивший невероятно. Одно дело слышать этого Шаляпина в комнате и совсем другое, когда он орет в трубку. Ермилову даже показалось, что его поредевшие волосы зашевелились от звуковых колебаний.
— Олег Константинович, приветствую! Как твое здоровье? Нина велела кланяться. Говорит, положительный парень.
— Спасибо! — сдержал смешок Олег. — И ей поклон!
— Отправил я тебе запись одного занятного разговора с бывшим болгарским коллегой. Он был свидетелем кое-какой встречи в горах. Ты догадываешься, о чем я?
— Само собой. Только вот письменные показания этого коллеги получить бы… — Ермилов ожидал услышать нечто вроде мечтать не вредно, однако Лавренев из трубки пробасил:
— Направляются к тебе малой самолетной скоростью вкупе с аудиозаписью. Завтра получишь. Коллега попался злой на нынешнюю власть, да и на цэрэушников, которые вьются тут. Пошутил еще, что если его показания русские обнародуют, то он, пожалуй, в Россию эмигрирует. Попросит политического убежища.
— Спасибо вам, Илья Николаевич. Вы даже не представляете, как это к разу! Как там в Софии?
— Солнце вовсю. А в Москве?
— Так солнце же у вас, — пошутил со вздохом Олег.
Плотников выслушал новости, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на небольшом округло наметившемся животе.
— Спать охота, — вдруг сказал он неожиданно. — А жена взяла моду таскать меня по театрам и концертам. Под музыку или монотонные голоса со сцены так сладко спится. Жена обижается… — Петр Анатольевич вздохнул.
Ермилов понимал, что шеф, болтая о ерунде, пытается обдумать полученную информацию.
— И все-таки надо решаться на что-то. Я завтра с утра должен буду доложить руководителю Департамента и получить добро. Но необходимо выйти к начальству с конкретным предложением, которого мы пока не имеем.