Ермилов то и дело выглядывал в коридор, ожидая заключения техников, которые колдовали над его телефоном. Наконец Краснов, который сидел в коридоре на галошнице и подремывал, кивнул Олегу и показал на входную дверь.
— У тебя здесь можно курить? — спросил Олег у Сазоновой.
— Лучше у лифта, — подсказала она. — Я пока кофе сварю.
— Ну что там? — спросил Ермилов, едва они с Красновым отошли от двери квартиры подальше. — Пусто?
— Да нет, товарищ полковник. Наши спецы уверены, что начинка в мобильнике есть. Трогать телефон не будем. Мы обсудили с Плотниковым. Он велел оставить телефон здесь. Устроим радиоспектакль для янки. Сейчас у вас с Сазоновой дело перейдет в партер. Ну вы понимаете. А дальше… Вас отвезут домой.
— Погоди, а если Моран решит проверить и позвонит?
— Не волнуйтесь. Возьмет Сазонова, скажет, к примеру, что вы в душе. Справится. Утром девушка будет еще спать, так что никаких бесед за завтраком и тому подобного. Вы якобы удалитесь, забыв телефон, а заодно и адрес случайной ночной знакомой. Чтобы батарея в телефоне побыстрее села, легкомысленная девица, обнаружив телефон, поболтает с подругой часа два, просадит все ваши деньги. А вы заблокируете телефон, когда поймете, что потеряли мобильный. Вы сейчас вернитесь, с Сазоновой доведите дело до постели, — он смутился, — ну вы понимаете…
«Падаю все ниже и ниже, — подумал Олег почти весело, с радостью, что не ошибся, и с волнением — ведь подтвердились их с Плотниковым подозрения насчет Морана. — Пьянствую, прелюбодействую, пусть и на словах только… А Сазонова застенчивая девчонка, но справляется лихо. Нам бы ее в отдел, разбавить наш с Григорьевым унылый тандем».
2002 год, США, федеральная тюрьма Си-Так, больничное крыло
Петров очнулся в незнакомом помещении. Впрочем, оно не сильно отличалось от камеры. Белые стены, небольшое зарешеченное окно, кондиционер под потолком. Александр попытался встать, но понял, что привязан к койке.
— Идиоты! Подонки! — выругался он в пространство.
Но рваться больше не стал. Бесполезно. Он еще в Союзе привык к своему подчиненному положению. Когда был слушателем в институте, затем на службе и даже в командировке в Болгарии. Здесь, в Штатах, немногое поменялось. Его тут за человека вовсе не считали. Никакой помощи от бывших хозяев, безденежье, униженное положение советского эмигранта. Иногда он думал: «Уж лучше бы я евреем был, что ли, а не агентом ЦРУ». Последнее время Александр так погряз в долгах, что, прячась от кредиторов, даже несколько раз ночевал на жесткой лавке в католической церкви…