Он чувствовал себя вечным старлеем. В той среде, где он служил, все были старше его по званию. А у него не было ни желания, ни времени служить и угождать. Петрову хотелось получить все и сразу уже в те далекие годы. Александр стал понимать, что это вполне возможно после конголезской эпопеи. Правда, опять же надо подстраиваться и угождать, но осознание своей тайной миссии и того, что легко можно дурить всех своих начальников, поднимало бы его авторитет в собственных глазах…
Нацелившись на работу в ГРУ, Петров испытал сильное разочарование, когда его распределили в этот НИИ в 1978 году. В первый же день службы, когда ему выделили не кабинет, а только лишь стол за невысокой фанерной перегородкой в большом зале, где еще сидели восемь человек, Александр здорово пожалел, что не согласился контактировать с французами и здесь, в Москве. Теперь надежду он возлагал на своего высокопоставленного родственника — на тестя и на друга отца. Только бы вырваться за границу, во что бы то ни стало. Там он найдет возможность выйти на контакт. Уж если не с французами, то с кем угодно, лишь бы перестать испытывать чувства унижения и собственной никчемности. Эти чувства стирали его личность как синим огромным ластиком «Архитектор» за двадцать копеек — грубо, грязно, оставляя серые ошметки от самолюбия Александра.
На перегородке около его нового рабочего места висела вырезанная из журнала «Спорт» фотография Николая Зимятова, выигравшего в этом году первое место на дистанции тридцать километров на чемпионате СССР по лыжным гонкам. Лыжник был румяный и оптимистичный. Но его оптимизма не разделял Петров.
Александр знал, что на отца не стоит давить, и с ним он действовал исподволь. Между делом говорил, приезжая домой: «Я способен на многое. Но кому это нужно в этом замшелом НИИ?! Толкают друг друга локтями, подсиживают, стучат друг на друга, вместо того чтобы делом заниматься. Обидно, что никому не нужны мои знания и умения. Руки опускаются».
«Так уж и опускаются», — посмеивался отец. В его кабинете висели его фронтовые фотографии в самодельных рамках. Петров-старший сам их делал. Мастер золотые руки.
При его строгости и порой даже угрюмости он слишком любил сына, чтобы пустить на самотек его карьеру. Как личную обиду воспринял то, что Александра не взяли в военную разведку.
Недоумевая, в чем причина отказа, Василий пошел к своему другу с армянским «Наири» в потертом пузатом кожаном портфеле. Разлили по бокалам темно-янтарный коньяк, выпили, вспомнили, как обычно, боевых товарищей, живых и погибших, военные байки, будившие ностальгические чувства и заряжавшие бодростью до следующей встречи.