Мы, с оружием наперевес, забыв обо всем, выбирались из своих укрытий.
– Сан-Луис! Роландо?! В чем дело? – окликнул его Инти, подойдя к валявшимся на земле солдатам. Один из них был мертв, трое остальных – ранены. В том числе и тот, первый. Выстрелом Браулио ему раздробило ключицу.
– В чем дело… ты спрашиваешь, в чем дело?.. – все так же, как безумный, кружил по поляне Сан-Луис.
Неистовое напряжение боя понемногу сходило на нет, оставляя после себя уже знакомое подрагивание в мышцах и затихающий стук сердца. Всех нас охватила эйфория победы. Наш противник, жалкий, залитый кровью, валялся в траве, взывая о помощи. Один только Сан-Луис никак не мог успокоиться.
– Сан-Луис, всё уже позади. Ведь они бежали… как стадо диких свиней… – с ожившими нотками веселья окликнул его Ньято.
– Да, позади… – каким-то потухшим вдруг голосом произнес Роландо. – А Гайоль?..
Только тут мы, вдруг спохватившись, увидели, что среди нас нет Блондина – Хесуса Суареса Гайоля. Он, шагах в двадцати от Сан-Луиса, прикрывал вместе с ним левый фланг.
Там, на своем боевом месте он и лежал, как-то неестественно завернувшись на спину. Во лбу у Блондина чернела аккуратная, словно просверленная, дырочка, из которой сочилось густая, словно кисель, темно-красная кровь. Сзади вместо затылка кричала в глаза страшная, пульсирующая кровавой слизью медуза. У Гайоля заклинило винтовку. Его «Гаранд» с перекошенным в ложе патроном валялся тут же. А возле руки Блондина лежала граната с выдернутой чекой. Видимо, бежавшие в панике выскочили прямо на него. Можно было представить, что он чувствовал, когда на него неслась целая орава солдат, а винтовка отказалась стрелять. Что ж, он действовал, как истинный воин. Блондин выхватил гранату. Он успел выдернуть чеку. Но она не взорвалась. А они успели сделать свой выстрел.
Сан-Луис закрыл ему глаза. Роландо уже взял себя в руки, но все равно он выглядел мрачно. Никогда ещё мы не видели его таким подавленным. Мы стояли над трупом Хесуса, не зная, что делать, куда себя девать. Говорил один Сан-Луис.
– Он крикнул: «Роландо! Патрон заклинило!..». И всё… Я бросился к нему, а он… лежит.
VIII
Весть о гибели Блондина наползла на лицо Рамона, как грозовая туча. Он долго и тяжело глядел на пленных, не говоря ни слова. Мы думали, что сейчас он их прикажет прикончить. Но он молчал, и тяжесть этого скорбного молчания ощущали все – и партизаны, и пленные солдаты. Наконец, он произнес:
– Отпустите их…
Сан-Луис хотел что-то возразить в ответ, но гневный окрик Рамона прервал его на полуслове.
– Отпустить!..