– Перестаньте, Кинтанилья, лить вашу патоку… – вдруг прервал его другой голос, почти окрик, невыносимо резкий, как щелчки бича из воловьей кожи. – О какой удаче вы говорите? Мерзавец, пока его взяли, изловчился зарезать двоих моих парней. Этот оборванец, кожа да кости, как свиней на бойне, прикончил двух лучших в разведроте, согласно представленному капитаном Реке рапорту. Почему наши солдаты не дерутся как львы? Почему какая-то горстка заморышей наводит страх на целую армию? Я вас спрашиваю, черт побери!?.. Разные слухи ходят по поводу их главаря. Вы слышали, что передают независимые радиостанции. А газеты? Вы читали «Пресенсию»? Откуда эти писаки раздобыли воззвание этой чертовой армии революционеров НОАБ? А их главарь!.. Вы слышали, что говорят в Ла-Пасе? Будто ими руководит сам… Вот когда я поймаю того, кто стоит за этой немыслимой шайкой, тогда вы поздравите меня с уловом.
– Да, полковник Сентено, это будет крупная рыба… – вновь принялся извиваться скользкий. – А кто у них главный, мы узнаем у этого оборвыша… Правда, доблестный герильеро?..
Резкий удар пронзил лежащего Лоро справа. Кованый носок сапога пришёлся по почке, и как Лоро не стискивал, до скрежета, зубы, сквозь них прорвался, из самого нутра, тяжкий стон.
– Ага, нравится?!
Тут же, без паузы, последовал второй удар, потом третий…
– Прекратите, Кинтанилья… – снова раздался щелчок хлыста. – У него нога простреляна. Где ему могут сделать операцию? Нужно непременно под наркозом. Я должен знать наверняка, против кого мы воюем в этих чертовых джунглях…
– Ближайшая анестезия – здесь, в Камири, в больнице государственной нефтяной корпорации…
– Отправьте его туда. Срочно…
* * *
Еле ощутимое дуновение сквозь щель в дверном косяке земляного пола создавала иллюзию прохлады. Они кормили его сильно перченой едой всухомятку и только вечером приносили чашку. Так было вчера и позавчера, и… Лоро потерял счет дням. Они все превратились для него в одну нескончаемую пытку.
Вытянувшись, раскинув руки и ноги, Васкес Вианья неподвижно лежал на полу. Ни кровати, никакой другой мебели здесь не было. Ему казалось, что он распластан не на земляном полу казармы, а на тлеющих углях, которые медленно его поджаривают. Но у него уже не было сил, чтобы подняться и подобраться к узкому зарешеченному окошку.
Горела и страшно зудела рана под бинтами. Горело внутри, и этот мучительный жар растекался по всему телу, достигая мозга, полыхая там неотступными воспаленными мыслями о воде. Тот источник, к которому он припадал перед самым пленом…
Его журчание теперь неотступно преследовало Васкеса Вианью. Этот звук сочился в уши, выжигая всё изнутри, до самой боли, до крика и стона.