– А вас так это смутило? – генерал самодовольно откинулся на спинку кресла и выпустил облако сигарного дыма. – Вы не ожидали услышать словосочетание «социальный миф» из уст отставного боливийского вояки?
– Ну что вы… – твоё бормотание звучит совершенно неубедительно. – Впрочем, признаюсь – да… Признаюсь, не ожидал, что вы знакомы с трудами Сореля.
– Да уж, не стоит всех людей с погонами принимать за тупоголовых хунтистов. Уж кому, как не вам, Герман Буш младший, знать это, – повеселевшим голосом смаковал господин посол. – И заметьте, Сореля я прочитал, ещё будучи майором, задолго до портфелей министра иностранных дел и главнокомандующего… Вот когда подошло время воплощать мифы в реальность…
– В некоторых странах майор – высшее воинское звание…
– Ха-ха, вы имеете в виду кубинцев? Их прославленных команданте, героических партизан? Что с них взять, если все они безнадежно больны краснухой.
– Звание генерала вы получили в 67-м? После поимки команданте?
Самодовольство и веселость господина посла вмиг улетучиваются. Сизые клубы, словно маленькие смерчи кружатся вокруг его лица в замедленной съемке.
– Вы досконально углубились в новейшую историю Боливии… Меня повысили за грамотное выполнение армейской операции. За то, что я выполнял свой воинский долг. Когда одни пекутся о собственном счете в швейцарском банке, а другие занимаются мифологией, кто-то должен думать о стране и о народе… – досада и раздражение густо примешаны в интонацию разом постаревшего голоса сеньора Сентено. – Армия никогда не боялась груза ответственности.
Пафос речи генерала совсем не вяжется с формой её подачи. Голос дробится и плавает, руки нервно смыкаются и расплетаются на столе, левая то и дело хватает сигару стряхивать пепел, а правая кидается вынимать из лацкана пиджака батистовый платок и принимается отирать лицо.
– Вот увидите, молодой человек, время расставит всё на свои места, – по обыкновению, сеньор Сентено берет себя в руки и воодушевляется. – Героический партизан! Команданте! Гевара сам не любил всей этой истерической шелухи. Заметьте: перед отправкой в Боливию он сам отказался от звания команданте и прочих регалий.